СТОП, ПРИЕХАЛИ
С недавних пор то запасённое впрок тепло им с женой Лидой даже нужнее, чем кому бы то ни было. Пять лет назад угодил Виктор в онкологию. На воспоминания о тех чёрных днях в семье Дорошенко, как мы поняли, негласный строгий запрет. В Лидиной щадящей редакции их исход выглядит так:
– Удалили всё лишнее.
В общем, прописали Виктору Владимировичу раньше времени «заслуженный отдых». Подрезали-таки крылышки вольнолюбивому сыну кубанской казачки. Лет этак тридцать пять назад уехал на Север на заработки. Крутил баранку по таёжным лежнёвкам на Печоре, по зимникам тюменской болотеи. В нефтеразведке, геологических экспедициях за рулем двенадцатитонного КрАЗа с прицепом исколесил Дорошенко чуть ли не весь нынешний СНГ.
А тут вдруг – стоп, приехали, прощайте, леса и воды. К кистям и краскам рука сама потянулась – рисовал-то Виктор с детства.
УЧЕНИК АКАДЕМИКА
«Ухожу в живопись», – вроде как в шутку сказал однажды. До лучших времен отложили намеченные покупки сварочного аппарата – для ремонта их зачуханной «шестёрки» – и резиновой лодки. «Ничего, – сказала Лида, – машина подождёт, а рыбалка всегда с тобой. С берега половишь».
Тысячи на полторы сразу закупили красок, багета, холста – благо холст в Гаврилов-Яме без торговых накруток, свой, с льнокомбината. Кисти есть теперь у Виктора не только беличьи, с вылезающим волосом ширпотреб, но и профессиональный колонок, знай наших.
Почти столько же не пожалели на царь-книгу – альбом «Иван Иванович Шишкин», чтобы было у кого уроки живописи брать, не выходя из дома. Смешивать краски, писать мазком Виктор ещё мальчишкой научился, а что теперь у него в учителях академик живописи, дал нам понять за считанные минуты.
Вместе полистали монографию о Шишкине.
– Труднее всего даётся кора, – показал репродукцию, где еловые стволы на переднем плане можно рассмотреть до последней чешуйки. – Вот сухая ёлка, а глаз не отведешь: кора вся в цветных тенях. Писал Иван Иванович, вижу, и жжёной сепией, и голубым ультрамарином, и коричневым марсом. Красота!
Вся квартира у Дорошенко обвешана картинами: авторскими пейзажами с лесами и водами, копиями живописи Шишкина, Айвазовского, европейских старых мастеров – тоже учёба. Написанное для души продавать Виктору как-то не хочется. Но когда, допустим, в День города он выносит что-то на продажу в «Аллею мастеров», домой чаще всего возвращается налегке. А на Великосельской ярмарке как-то купили у него в одни руки два этюда за 100 долларов. Зелёненькую не меняют, берегут как память.
Чтобы ученик академика не дёргался насчёт своей безработицы, Лида устроилась дежурной в гостиницу, а то ведь даже на пару пенсий не проживёшь. А главное, после операции что-то изменилось в их отношениях.
– Замечаю за собой, стала бережнее к нему относиться, – – рассуждает Лида.
– А я стараюсь суженую лишний раз не беспокоить, – подхватил тему глава семьи.
Правда, тут как-то, сам того не желая, побеспокоил. Задумчиво разглядывал любимую картину «Последний день Помпеи» Карла Брюллова. Вот загадка гения: у его героев страх, беда, а хочется смотреть и смотреть. На полном серьёзе предложил:
– Давай сдерем обои, загрунтую по всем правилам сухую штукатурку и напишу подражание Брюллову прямо на стене в натуральные размеры ориги-нала.
Пришлось суженой остудить пыл вдохновенного мечтателя:
– Нет у нас с тобой, Витенька, лишней стены для этого.
ДЕРЕВА ВЫ МОИ, ДЕРЕВА
В детстве, в огороде у них в станице Кабардинской лежал большой камень. Виктор усаживался на него и рисовал всё, что на глаза попадалось. Старые груши и всё остальное в саду во время оккупации спилили на дрова фрицы. Может быть, поэтому больше всего на свете нравилось Виктору рисовать деревья.
Они у него и сегодня на всех пейзажах. Облетают осенью, пушатся изморозью зимой, оттаивают по весне, зеленеют летом. Словно знак подают: год долог, а жизнь коротка, умей радоваться прожитому дню. Сухую иву над горной речушкой он не придумал, сам её видел – писал, когда вернулся с Кубани. Затянули пояса, но выбрались-таки с Лидой на пару на его родные пепелища.
Обгорелые тополя у дымящихся развалин в картине «Чечня» живописал он по памяти от командировок. Ездил туда с нефтеразведкой ещё в мирные времена, а уж все поправки «на войну» подсказали пресса и телевидение.
Эту картину Виктора Дорошенко с тополями и танками на разбитой дороге возили в Москву. Стал он лауреатом всероссийской выставки «Салют, Победа!»
В Гаврилов-Яме холст особенно понравился милиционерам. Кто из них бывал в Чечне, хвалили: «Молодец, Дорошенко, ничего не приукрасил». Вот и пришлось чеченский пейзаж подарить милиции на её профессиональный праздник.
Заметил Виктора Дорошенко и областной центр творческой реабилитации инвалидов. По его просьбе художник представил пять холстов на международную премию «Филантроп» 2008 года. Позади областной тур, гавриловямец стал соискателем премии и только что получил поздравление от президента фонда Геннадия Аничкина. Прочёл в письме из Москвы то, в чём без всяких подсказок успел убедиться сам: творчество «дороже всяких лекарств, ибо продлевает жизнь».
КСТАТИ, О ЛЕКАРСТВАХ
До премии – высоко, а красивые слова про лекарства недавно жизнь подтвердила, да так, что хоть стой, хоть падай. Отдел культуры предложил на День пожилых людей здесь, в Гаврилов-Яме, показать персональную выставку. Привезли с Лидой в филиал школы искусств целую картинную галерею. Сами всё, как надо, развесили. Но не суждено им было попить шампанского на вернисаже.
Накануне подошли к нему устроители выставки и попросили снять копии с холстов Караваджо и Бруни с вакханками и амурами, написанными, само собой, в чём мать родила. «Контингент не тот, – объяснили доморощенные цензоры. – Нас с вами не поймут». Виктор попробовал про обнажённую натуру что-то объяснять: дескать, к чему такие строгости, её сегодня мы от мала до велика где угодно видим и часто вовсе не в таком целомудренном варианте, как у классиков.
Понял, как в пустоту говорит. Махнул рукой, попросил Лиду проследить, чтобы запрещённое сняли. А сам домой уехал. Взял кисти в руки, по его собственному выражению, «сорвал обиду», дописывая предосеннюю Рыбинку, позолоченные красавцы-дерева на берегах. За каких-то полчаса привёл себя в порядок без всякого валидола.