У одного из последних советских политзеков, сходу выигравшего конкурс на должность редактора первой в Ярославле после перестройки новой газеты, острого публициста, недоброжелателей, явных или тайных, было уж точно куда больше, чем соратников и верных друзей.
Человек он был для властей всегда неудобный. Хотя бы тем, что и сам жил «не по лжи» и требовал того же от властей предержащих, в полной убеждённости, что Россию спасут не политики, а праведники.
Десять лет назад, оставшись без спонсора и не найдя поддержки в чиновных коридорах, редактор литературной газеты русской провинции «Очарованный странник», внук амурского казака Борис Черных уехал на Дальний Восток.
Успокоим читателей, пусть поберегут нервы и к нашему незатейливому розыгрышу отнесутся философски и проверят, кем и чем остался в их памяти этот человек, успевший так много сделать для Ярославля. А «вернулся» Борис Черных своим «Избранным» в двух томах, выпущенным в Москве издательством «Европа», его соузником, ныне политологом, ведущим телепро-граммы «Реальная политика» Глебом Павловским.
Борис Иванович митинговать не любит, «малую литературку» выпускал для неспешного домашнего чтения и раздумий о том, как нам жить дальше, а отбывая, на вечере в любимой своей Некрасовке, помнится, убедительно просил своих гостей – библиотекарей, вузовскую профессуру, пишущую братию «не заливать встречу елеем». Отмечая выход двухтомника, эту его прощальную просьбу снова уважили.
Подробный экскурс по страницам двухтомника предпринял писатель Александр Коноплин, по собственному опыту знакомый с гулаговскими «уроками словесности». Напомнил, что писателя и публициста Черныха напутствовали Солженицын, Астафьев, Фазиль Искандер. Что-то Александр Викторович тем не менее откровенно покритиковал, в основном за «скороговорку». Но и на похвалы удачам не поскупился.
Датированный годом освобождения автора из политзоны – девятьсот восемьдесят седьмым – рассказ «Плач перепёлки» Коноплин назвал «поэмой в прозе». Первородную казачью речь в рассказе «Мазурка», по оценке обозревателя, лучшем во всём цикле «Есаулов сад», он без всяких оговорок поставил рядом с достоинствами прозы шолоховских «Донских рассказов».
Все вместе открывали на вечере неизвестного Бориса Черныха: его прозу для детей, сцены «Урийская дидактика» – пьесу о том, чем кончилась попытка человека сохранить себя в эпоху безвременья, его страницы из дневников и впервые опубликованные документы из материалов, по словам подследственного, «так называемого следствия».
Концовку вечера взяли на себя старший сын Бориса Ивановича Андрей и его супруга Наталья Смирнова. Компетент-ные органы грозили сыну политзэка: окончишь-де, университет, только если осудишь отца. Сын сказал: «Нет». Это другая история, как Андрея и Наташу ломали, да не сломили, как Борис Иванович вызвал их из Иркутска в Ярославль и как стали они волжанами.
А пока сообщили они свежие новости с Дальнего Востока. Борис Иванович, при поддержке всё того же Глеба Павловского, разобрал дом деда Василия, перевезли те исторические брёвна на другое место, открывают там музей амурских казаков. Черных-старший пишет книгу о священнике Павле Флоренском, великом мыслителе, сгинувшем в ГУЛАГе. А у двухтомника скорее всего будет продолжение: том третий с письмами, десятка три из которых адресаты так и не получили, и дело было, как ни странно, уже после перестройки.
На прощание дарили книжки: московское «Избранное», выпущенные в семейном издательстве «Китеж» «Последний старец» Натальи Смирновой и «Мустанг-иноходец» Эрнеста Сетона-Томсона, сборник неизвестных у нас рассказов канадского писателя и натуралиста в переводах выпускницы педуниверситета Ксении Гладышевой – дочери Натальи и Андрея.
Представлено было на вечере и самое юное поколение ярославских Черныхов. Сын Ксении Степан, которому ещё и трёх лет не исполнилось, с георгиевским крестом на груди, наградой своего прапрадеда – амурского казака Василия Самсонова, с важным видом слушал, что говорили о его предках.
Юлиан НАДЕЖДИН