Дома на вершинах
Уфа на 564 года моложе Ярославля. В этом году городу исполнилось 430 лет. Но напрасно вы будете искать хотя бы следы рубленой крепости на реке Белой – притоке Камы, Белой Воложке, как она названа в грамотах Ивана Грозного. Исторического центра, такого, как в Ярославле, в столице Башкортостана нет. Купеческие рубленые и каменные дома, церкви и мечети середины ХIХ века, столетние избы посадских ремесленников и крестьян, дома конструктивистов и кубистов 20-х годов прошлого века, сталинские громадины и хрущевские пятиэтажки, крупнопанельные небоскребы восьмидесятых, элитные дома и коттеджи начала нового века – все здесь соседствует.
Будто кто-то беспорядочно выбросил и перемешал, как шары гигантского лототрона, на междуречье двух рек – Белой и Уфы – каменных и деревянных свидетелей эпох.
Место основания города помечено лишь пустой площадью на обрывистом берегу Белой – Агидели, где на скале возвышается памятник национальному герою Башкортостана, чтимому, несмотря на все перестройки, сподвижнику Емельяна Пугачева Салавату Юлаеву. Нынче в республике торжественно отметили 250-летие со дня его рождения.
И тем не менее Уфа – красивый город. Миллионный мегаполис расположился в междуречье в виде гантели, круглые части которой некогда представляли собой поселки градообразующих предприятий, влившиеся затем в единый город. Из конца в конец этого гиганта, вытянувшегося на 40 километров, идут две широкие улицы – 50 лет Октября и Менделеева, ныряющие в долины и поднимающие-ся на горы. А на их вершинах высятся современные многоэтажные дома. Творения молодых, раскованных архитекторов – детей перестройки перемежаются с кварталами медленно отступающей старой Уфы. Деревянная, почти сплошь одноэтажная, она до шестидесятых годов прошлого века была почти вся такой, кроме двух-трех улиц с купеческими домами и государ-ственными учреждениями.
Больше всего меня поразила чистота не только улиц, но и стен зданий. Нет, конечно, и здесь детвора упражняется в граффити, увековечивая то тут, то там названия любимых рок-групп и спортивных команд. Но нигде не видно облезших фасадов, осыпавшейся штукатурки, что в нашем Ярославле встречаешь повсюду. Несанкционированных свалок тоже нет. Ни в городе, ни за его пределами, что резко контрастирует, например, с Самарой, которая просто засыпана мусором. И это еще более странно, потому что уфимские власти пока только собираются строить мусоросортировочный завод, такой, как в Ярославле. А на единственном городском полигоне ТБО скопилось 7 млн. тонн отходов. В республике мусоросортировочной станцией располагает лишь Стерлитамак – бывшая столица Башкирии и второй по величине промышленный центр.
Кругом березы и тополя
Скопление химических и машиностроительных предприятий, крупнейшее из которых – младший брат нашего НПО «Сатурн», Уфимский моторостроительный завод, выросший из эвакуированного в войну рыбинского авиапредприятия, заставляет руководителей республики и города ревностно заботиться о зеленых насаждениях. Ведь в среднем на одного жителя башкирской столицы приходится в год 328 килограммов промышленных выбросов только в атмосферу. Обилие совсем русских берез и очень украинских пирамидальных тополей вдоль улиц и в скверах, несмотря на безжалостное вторжение в старые кварталы элитных домов и коттеджей новых башкир (здесь их все равно называют новыми русскими), нам объяснили мудростью башкирских законодателей.
Местная дума (курултай) решила: за вынужденное уничтожение одного дерева (естест-венно, санкционированное Минприродой) застройщик должен посадить три в том месте, где будет указано. Причем деревья эти он должен купить на свои деньги. За несанк-ционированное аналогичное деяние кроме штрафа виновный обязан посадить в десять раз больше деревьев, чем срубил. Вот почему березовые аллеи становятся гуще год от года.
Именно опыт экологического законотворчества привел журналистов, пишущих на экологические темы, в Уфу.
История междуречья
Наше знакомство с Уфой началось традиционно – с посещения республиканского исторического музея, расположившегося в бывшем купеческом особняке на улице Пушкина.
Первые жители междуречья Агидели и Уфы, оседлые угро-финские племена, оставили память о себе в виде могильников и гончарных изделий.
«Ромео и Джульетта», – сказал кто-то из нашей группы, увидев реконструкцию захоронения овальной формы, где покоились кости молодого мужчины, совсем еще мальчика, и его более рослой свер-стницы. Они были красивы, эти люди. Ученые из лаборатории Герасимова восстановили немного скуластые, но вполне европеоидные лица влюбленных, живших тысячелетия до новой эры.
Не выходя из здания музея, нам удалось посетить знаменитую Капову пещеру, расположенную на Южном Урале, за 500 километров от Уфы, в национальном парке Шульган-Таш. Муляж пещеры искусно воссоздан в одном из залов. Среди сталактитов и сталагмитов мы увидели настенные фрески, сотворенные рукой первобытного человека, где в основном были божества охотников: грациозный олень, гигантский буйвол, вепрь и мамонт. Этим изображениям 15 – 20 тысяч лет, и обнаружены они только в четырех местах планеты: в Испании, Франции, Турции и Башкирии. И везде фрески так похожи, будто у них один автор.
Недра Башкирии – ее богатство и беда
Разработка месторождений нефти в Башкирии началась в 1932 году. Когда нас повезли к самому центру нефтедобычи – в Нефтекамск, мы были готовы увидеть погибшие леса, озера с радужной пленкой на поверхности, залитые нефтью поля... Но взору нашему неожиданно предстала совсем иная картина. Посреди ярко-зеленой, припорошенной первым снегом озими стояли по полям нефтяные насосы. Эти качающие головами карусельные лошадки будто сговорились блюсти обет чистоты и согласия с привольно раскинувшимися полями ржи и пшеницы. Обвалованные на случай выброса нефти, они не несли на себе признаков когда-либо случившегося ЧП. А ведь под зеленью озимых скрывались еще и тысячи километров сетей трубопроводов. Неужели они не изнашиваются, не рвутся? Ответ на вопрос нам было суждено узнать в Нефтекамске. Но это уже следующий рассказ об экологической ассамблее в Башкирии.
//Андрей СОЛЕНИКОВ.
