Хотя точнее будет автор-ское право данной экспозиции признать сразу за двумя мастерами. Шесть гобеленов, созданных в редко используемой сегодня технике – гладкое ткачество, выполнены супругой художника Аллой Алексеевной Шмаковой на основе черно-белых графических листов мужа.
В экспозиции представлено более двухсот графических листов Вячеслава Павлова. Все это черно-белое великолепие разделено на отдель-ные циклы – «Игроки», «Наполеон», «Колючки», «Фрески вольного воздуха», «Видения Святителя Николая»…
Заострю ваше внимание на одном моменте: каждый цикл художник сопровождает весьма оригинальными комментариями, жанр которых не легко варьируется в зависимости от настроения художника. Иногда это философские размышления на тему некоего реального исторического события (пояснительная записка к серии «Наполеон»), иногда – дневниковые записи, путевые заметки, объясняющие появление своеобразного цикла «Колючки».
«Это – афроасиатские колючки… Афроасиат – древний Самарканд, занесенный землей и местами превращенный в кладбище. На этой земле к осени появляются высохшие колючки, в солнечном свете яркие до черноты. Это как мука пустыни и одновременно неопалимая купина», – делится своими впечатлениями от давней поездки в Бухару и Самарканд художник.
Но если с самаркандскими колючками все более или менее понятно (хотя, не будь подписи, на мой взгляд, мало кто рассмотрел бы в мозаичном нагромождении повторяющихся элементов вполне реальные засохшие растения), то содержание прочих серий вызывает несколько двойственное впечатление. Восхищение ювелирной тонкостью прорисовки персонажей наслаивается на недоумение (и, в конечном счете, недопонимание), которое рождает драматургическая основа изображенного. Даже если, согласившись с автором, взять за основу фантазийность сюжета (это, к слову, сейчас достаточно модное направление в литературе – «история, которой не было») ответа на вопрос «почему так, а не иначе?» все равно не появляется. Вот, к примеру, наполеоновский цикл, в коем лишь одно дейст-вующее лицо – сам Наполеон – реально узнаваем. Остальные герои представлены в виде гигантских двуглавых орлов, облаченных в шинели.
Безусловная оригинальность идеи, выплеснутая на бумагу однажды, мельчает от ее тиражирования (а цикл, как известно, предполагает именно множественность работ, влияющих на раскрытие одной и той же темы). Так смешная шутка линяет и теряет краски от многократности повторения к месту и не к месту. Эта позиция как нельзя лучше, на мой взгляд, проявилась в цикле «Тяжело в учении – легко в бою» А.В. Суворов».
– В моих исторических ирониях, – считает автор, – случаются неожиданно подчас смешные спектакли. Это тот случай, когда вещи вполне серьезные перестают утомлять зрителя своей серьезностью. Так появилась серия листов, где гренадеры, причем голые, разыгрывают парад-балет. Получается современный спектакль, полный тогдашнего суворовского задора.
Действительно, первый лист, на котором гренадеры «а-ля ню» (их принадлежность к определенному воинскому сословию можно прочитать лишь по характерным голов-ным уборам) маршируют, вызывает добрую улыбку. «Вот умница, – мысленно аплодируешь художнику, – придумал же такое!». На втором, третьем листе еще машинально продолжаешь улыбаться… А когда перед глазами финиширует уже второй десяток графических листов, а гренадеры – все те же, они лишь слегка изменили балетную позицию с гранд-батмана на батман-тандю, становится уже не смешно. Напротив, возникает вопрос: «хорошо, пусть это так, а не иначе. А дальше – что?» А вот на этот вопрос ответа у автора как раз нет. Будь эти листы покадровой разбивкой мультипликационной ленты, цены бы им не было. Здесь сюжет развивался бы по законам жанра – завязка, развитие, кульминация, а там, глядишь, и до финала недалеко. Но в таком варианте, когда на двадцать там каком-то листе автор ставит точку – «цикл завершен. Да здравствует новый цикл!», и ты понимаешь, что надеяться на то, что еще немного картинок, и наконец-то высветится сверхзадача и придет понимание, ради чего это все нарисовано, уже не приходится… Какая уж здесь ирония? Однако при этом, повторюсь, техника исполнения не может не вызывать искреннего восхищения.
Лариса ДРАЧ.