Юрий КАЗАКОВ:«В Ярославле снижается уровень культуры»

– Ваш путь в профессию был непрост. Как он начался?

– Как это обычно бывает, с появления в нашей сельской школе новой учительницы рисования, которая организовала кружок и увлекла творчеством многих ребят. Вскоре мои рисунки стали отмечаться на школьных выставках, их хвалили. По окончании восьмого класса решил было поступать в Ярославское художественное училище, да не прошёл по конкурсу: другие абитуриенты имели за плечами худшколу, рука у них была набита, не то что у меня. По окончании школы замахнулся аж на Академию художеств в Питере, но меня там сразу поставили на место, сказали, что подготовка слабая, надо походить в течение года на подготовительные курсы. Вместо курсов я год проработал кочегаром в родной Курбе, а потом, поразмыслив, что лучше синица в руке, чем журавль в небе, поступил в Костромской педагогический институт. Там нам сразу сказали: мы готовим не художников, а учителей рисования и черчения. В соответствии с установкой и подготовка была. Но мне посчастливилось, моим преподавателем по живописи был Михаил Сергеевич Колесов, ученик великого Кардовского, и он щедро делился с нами секретами мастерства. Так что диплом – эскиз картины «Костромское заволжье» – я защитил на «отлично».

– Меня давно мучит вопрос: каждый ли может стать художником? Судя по вашему рассказу, на старте вы отнюдь не блистали талантами...

– Конечно, нужны определённые условия. Во-первых, необходима мастерская...

– Так уж сразу и мастер­ская!? Почему для вас профессия художника начинается не с таланта, не с непреодолимого желания и по­требности рисовать, а непременно с мастерской?

– Тут вы правы. На первом месте, конечно, должно стоять желание работать. Но и место для работы тоже должно быть. Например, в молодости я с семьёй жил в общежитии, под ногами маленькие дети вертятся, теснота. Где поставить мольберт? Я работал художником в бюро эстетики при заводе. Оттуда много хороших профессионалов вышло: Олег Отрошко, Виталий Антипин, Валерий Зуб... Конечно, приходилось писать на заказ – партийные лозунги, политические плакаты, но при этом царила удивительно творческая атмосфера. Тогда, в 1981 году, я впервые принял участие в областной выставке, у меня отобрали две работы, я был ужасно горд этим. Обозначил себе цель – обязательно стать членом Союза художников. Но это было ох как непросто! Нужно было участие в зональных, республиканских выставках. И даже при таком активе сначала брали кандидатом...

– Процедура сродни приёму в члены КПСС в совет­скую эпоху! Кандидаты, испытательный срок, характеристики. А нельзя быть просто художником, без всякого членства?

– Союз художников – это добровольная организация, и в неё вступают люди, которые хотят серьёзно заниматься искусством. В Ярославле художников, наверное, тысяча человек, а то и больше, но только 70 являются членами Союза.

– Как 70? А вот председатель Ярославского регионального отделения художников Александр Александров называл другую цифру – двести человек.

– Это по области. А в Ярославле – 70, да и то творчески из них работает не больше половины.

– Значит, всё-таки можно быть художником, не будучи членом Союза. К чему тогда сам Союз? Или, как в романе «Золотой телёнок», «пиво отпускается только членам профсоюза»? У членов Союза есть какие-то преимущест­ва перед «не членами»?

– Когда мы все жили в другой стране, в Советском Союзе, преимущества, конечно, были. Как только ты становился кандидатом в члены Союза художников, тебя отправляли в творческую командировку – на академические дачи, на дачу Кардовского. Ездили на Байкал, на Дальний Восток. Командировка длилась месяца два. Художнику предоставляли жильё, кормили-поили, выдавали краски, холсты...

– Правомерен вопрос: за чей счёт банкет?

– Союз художников оплачивал. От художника требовалось только одно – писать, работать. По окончании творческой поездки он представлял отчётную выставку, которую оценивали члены выставкома. Но, главное, это была потрясающая творческая среда, в которой «варились» художники с разных уголков страны. Ты не только сам писал, но и смотрел, как это делают другие, сравнивал, что-то перенимал, учился. Творческие дачи создавали атмосферу, в которой художник... не знаю, как точнее выразить мысль, «дозревал» в своей среде.

– Как сыр дозревает в благоприятных условиях.

– Точно, как сыр. Творческая среда необходима как воздух. Можно писать картины, продавать их на улице и считать себя художником. Но такой подход губителен для профессионального роста. Есть, конечно, яркие индивидуальности, которые сумели пробиться, состояться в профессии, не будучи членами Союза художников. Но таких единицы. Навскидку назову лишь одно имя – Герман Блинов. А ещё, если уж мы говорим о материальных преимуществах членства в Союзе, то это влияет на зарплату, что немаловажно, допустим, если художник преподаёт в каком-то учебном заведении. Потому что член Союза художников – это уже звание.

– А есть в среде художников кастовость? Как члены Союза относятся к тем, кто находится «вне системы»?

– Всё от человека зависит. Кто-то высокомерен, на каждом углу кричит, что он – член Союза, а сам на выставкомы приносит работы, написанные двадцать – тридцать лет назад, считает для себя возможным почивать на лаврах. Я так думаю: главное, чтобы человек постоянно работал, подтверждал своё звание участием в выставках, творчески рос. Вот Геннадий Александрович Дарьин, народный художник России, он каждый день, как на завод, ходил в мастерскую и писал, писал. Или Юрий Жарков, заслуженный художник России, он работает импульсивно, эмоционально, за неделю может три картины написать. Я так не могу, активно и помногу пишу только на пленэрах. Например, съездил в Париж и за полтора месяца сорок работ написал.

– Насколько я знаю, вы являетесь жарким сторонником и пропагандистом пленэров. Сами много ездите. Недавно выступили организатором и куратором выставки «Пленэр по всей России», прошедшей в выставочных залах на Максимова. Что это за времяпрепровождение такое – пленэры?

– Сегодня пленэры взяли на себя функцию творческих дач, некогда существовавших в Советском Союзе. Также художники съезжаются в какой-то город, им обеспечивают проживание, они общаются, пишут картины. По окончании пленэра часть написанных картин художник оставляет организаторам. А в некоторых городах, например в Липецке, у художников даже закупают написанные ими произведения. Цены, конечно, смешные, но всё равно приятно.

– Много ли ежегодно проходит в стране пленэров и, как, кстати, на них попадают художники? Кто хочет, тот и едет?

– Пленэров немало, но на общем фоне выделяются пленэры в Липецке, Белгороде (он уже в статусе «международный»), в Курске. Проводят для своих студентов творческие поездки учебные заведения – так, учащиеся Ярославского художественного училища ездили на пленэры в Италию. Как попадают? Союз художников сообщает региональным отделениям, что в таком-то городе проходит пленэр и от вашего отделения может поехать столько-то человек. Кроме того, в последнее время появилось немало обеспеченных людей, меценатов, которые приглашают в поездки тех художников, чьё творчество им близко.

– А как расплачиваться за такие поездки? «Натурой»?

– Да, работами.

– Я понимаю, чем так привлекательны пленэры для художников. Приехал, погостил на всём готовом, порисовал от души. Да ещё и картины у тебя купят, если повезёт. Но зачем пленэры нужны городам-организаторам? Ведь для хозяев – это одни расходы...

– Я полагаю, что городу, в котором проходит пленэр, это куда нужнее, нежели художнику. Вот, например, в Белгороде построен прекрасный музей современного искусства. Не то, что в Ярославле, небольшой музейчик с более чем скромной экспозицией...

– Это вы какой «музейчик» имеете в виду?

– Наш художественный, на Волжской набережной.

– Считайте, что подписали себе «смертный приговор», музейщики вам такой оценки не простят. У нас же один из богатейших по коллекции провинциальных музеев в России!

– По коллекции – может быть, но кто это видит? Всё находится в запасниках. А в Белгороде в музее экспонируется около пятисот произведений современных художников, все картины на виду. И в этом музее постоянно есть народ. Где в Ярославле можно посмотреть современную живопись? «Ярославль – город художников» – вот бренд, на который нужно делать ставку, ведь здесь писали Кустодиев, Коровин, Левитан. А мы всё обсуждаем, сколько миллионов футболистам выделить, да торговые центры строим. В то время, как городу жизненно необходим музей современного искусства, в постоянной экспозиции которого были бы работы известных ярославских художников – Владимира Горячева, Леонида Малафеевского, Юрия Жаркова, Ивана Никифорова, мои, в конце концов. Почему сегодня молодёжь не спешит вступать в члены Союза художников? Да потому, что большинство художников работают «в стол», им негде выставляться, выставочных площадей Союза художников явно недостаточно.

– При всей своей любви к художникам возражу: бренд – это штучность, исключительность. Вот первый русский театр – это бренд, потому что он – один-единственный. А художники есть в каждом городе.

– Поймите, это делается не для художников, а для города! Это показатель культуры, а она в Ярославле снижается. Приведу другой пример: по­строили в городе новый современный планетарий, и народ туда пошёл, в то время как старый планетарий пустовал. То же самое произойдёт и с центром современного искусства. Вот увидите, он будет востребован.

– Но сейчас городские власти обратили внимание на ваш творческий цех. Недавно состоялся первый аукцион произведений искусства. Как, кстати, вы его оцениваете?

– Идея неплохая, и, судя по тому, что было приобретено более полутора десятков работ, он оправдал себя. Купили и две моих картины. Художники, к слову, получили только половину от стоимости проданных картин, остальные деньги (что-то порядка 250 – 300 тысяч рублей) пойдут на благоуст­ройство города. Речь шла об организации скульптурного пленэра.

– «Лёд тронулся, господа присяжные заседатели». А во сколько, кстати, обходится организатору проведение пленэров?

– По-разному: белгород­ский, насколько мне известно, обходится тысяч в 600 – 800, липецкий (там, где работает закупочная комиссия) – в 1,5 миллиона рублей. Но не забывайте, что в итоге город получает коллекцию произведений современного искусства. Во многих городах именно с таких коллекций начинались музеи.

– Может ли художник прокормить себя и свою семью своим ремеслом?

– Только в тех случаях, когда есть обеспеченные по­клонники твоей живописи и твои картины постоянно приобретают. В других случаях – нет. Именно поэтому многие художники преподают или имеют какой-то бизнес.

– Сколько картин в год продаёте лично вы?

– Не больше десяти. И, потом, не забывайте, что холст, краски, подрамник, рама – это всё тоже стоит денег.

– Понимаю, «овёс нынче дорог», и всё-таки финансовых вложений в картину – тысячи на три, не больше. Остальное – талант художника, который, ясно дело, ни в какой валюте не оценивается. И тем не менее откуда берётся конечная стоимость картины – 30, 50, а то и 150 тысяч рублей?

– Существуют расценки на произведения искусства для членов Союза художников России. В них учитывается техника, размер, сроки исполнения, тиражирование...; расценки на многофигурные картины одни, сложность постановочного портрета оценивается по-другому. Есть ещё авторский надзор и много других нюансов.

– Это когда речь идёт об официальном заказе. Но когда вы лично продаёте написанный вами пейзаж или натюрморт, от чего отталкиваетесь, устанавливая цену?

– На то, сколько стоят картины у коллег по цеху.

– Как на рынке? Иван, ты почём огурцы продаёшь? – По три рубля. А ты, Фёдор? – По пять. Ну, тогда я по четыре продавать стану. Так?

– Упрощённо, но это дей­ствительно так. Живопись сегодня – это тоже рынок. Надо уметь находить компромиссное решение, которое устраивало бы и тебя, и покупателя. Но далеко не всё можно измерить деньгами. Я считаю, что многие художники сегодня работают «за идею», бескорыстно несут миссию просветителей. Вот наше творческое объединение «Парус», куда входят Владимир Литвинов, Александр Павлов, Александр Кравцов, другие замечательные художники, организовали и провели в разных городах более 20 выставок, ездили в Углич, Данилов, Ростов, Плёс, Палех.

– Раз так непроста жизнь современного художника, почему тогда у многих маститых живописцев дети идут по тому же пути? Ульяновы, Тепловы, Павловы, да и ваш сын тоже собирается стать художником?

– Атавизм советского времени. Тогда действительно художники жили неплохо: творческие дачи, мастерские, госзаказы. Мой сын сам выбрал свой путь, я на этом не настаивал. Если есть искра Божья, пробьётся.