11 ноября его ждали в Волковском на камерной сцене – на сотый спектакль «Рождественских грез», где он играл главного рыцаря – Игоря. Его ждали до последней минуты. Спектакль отменили. А вскоре грянула скорбная весть.
Накануне после спектакля Володя провожал гостью театра, бразильскую актрису, а потом, когда транспорт уже не ходил, пошел через темный парк. Убийство было немотивированным. В кошельке Балашова нетронутыми лежали 50 рублей...
Легендарный Фирс Шишигин любил повторять: «Даже если ты умер, позвони, что не придешь в театр». Одной актрисе приснилось, что Володя позвонил ей и сказал: «Не ждите меня в театре. Сегодня не ждите и вообще не ждите. Я больше не приду». Она рассказала этот сон, когда еще ничего не было известно.
Он был самым лучшим из нас, это в день похорон говорили и понимали все... Он был самый честный, самый справедливый, самый неуступчивый. И самый талантливый из своего поколения.
Он играл в Белгородском театре и в нашем ТЮЗе. Время, отпущенное ему небом на Волковской сцене, – всего десятилетие с небольшим. Но какие роли им сыграны за эти годы! Лукашка в «Кавказском романе» (по Л. Н. Толстому), рыцарь Федериго в «Легенде о соколе» («Декамерон» Боккаччо), царевич Алексей в «Дето-убийце» Ф. Горенштейна, Шут в «Короле Лире», Осип в «Платонове», рыцарь-король Кастилии Альфонсо в «Фермозе», Игорь в «Рождественских грезах», Несчастливцев в «Лесе», Гибнер в «Ревизоре». Никогда любование собой не становилось его самоцелью, а интенсивное погружение в игровую стихию говорило о стремлении примерить на себя чужие судьбы и характеры. За неуемной жаждой актерства угадывалось острое ощущение скоротечности бытия, сознание того, что времени для земной жизни отпущено мало. Богатый духовный мир и внутреннее достоинство выделяли его. Он был скромен и даже застенчив, отчетливо сознавая величину своего дарования с драматизмом и лирической стихией, которая жила в нем всегда.
«За его Шутом невозможно было не следить, выискивая и в самой глубине сценической площадки этот взгляд, исполненный знания, в котором много печали. И совершенно отдельной жизнью живут на лице глубоко посаженные, печальные и мудрые глаза. Глаза рано постаревшего мальчика. Глаза мужчины, знающего цену миру и человеческой жизни...
От первой до последней минуты спектакля герой Владимира Балашова сгорает сам и сжигает зрителей – он наполнен, переполнен до такой высокой степени актерского существования, что, кажется, не выдержит». Так писала о Владимире Балашове московский критик Наталья Старосельская.
Даже если он играл разбойника и конокрада Осипа, он был одним из самых обаятельных героев спектакля, как это было в «Платонове». Его эпизодические роли – немец Гибнер в «Ревизоре», мужик в «Спиритах» – становились неотъемлемой частью спектакля. «Ревизор» и по сей день нельзя представить без Балашова, а «Спириты» – без основательных рассуждений его лукавого и сметливого крестьянина. Его герои были наделены роскошью обаяния, честолюбия, соблазном артистизма, незыблемыми правилами чести...
Он стал одним из самых известных, востребованных актеров в Волковском театре, дер-жавшим на своих плечах основной репертуар. Его путь в театре – намеренное искривление перспективы для себя самого. Что угодно, только не прямая! Он пытался обрести себя именно через разрывы с самим собой. Бежал от желанной роли в «Рождественских грезах», придумывая странные, с точки зрения здравого смысла, оправдания, чтобы вернуться к той же роли через горькие и сладкие мучения.
Балашов всегда был разным на сцене. Славный влюбленный. Ироник. Лицедей. Рыцарь. И тонкий лирик с гитарой. И неузнанный романтик. В театре думали о его будущих ролях. О мощной силе философии, о непростом взгляде на жизнь. О том, что лиризм актерской души по-настоящему еще не нашел в нем своего воплощения. Казалось, что все было впереди...
Маргарита ВАНЯШОВА