…Воздух был прозрачно-бирюзового цвета, и волосы струились, как водопад, и пахло первы¬ми весенними грозами, и зеленая трава уже про¬бивалась на откосах Волжской набережной. Вес¬на была в самом разгаре. Ее актерская весна, ее молодость, ее первая любовь – первая роль на Волковской сцене - Виктоша в "Сказках старого Арбата" Алексея Арбузова. Она играла рядом самим Ромодановым – легендарный мастер играл Федора Балясникова, художника по изготовлению кукол. В минуты горя и потрясений в дом художника врывалось милое, чудесное создание, способное влюбить в себя даже кукол! В нее влюблялись все! Дом озарялся светом, наполнялся гармонией…
С первых шагов на родной Волковской сцене ей посчастливилось воплощать Юность, Поэзию и Красоту. Крепким здоровьем веяло от ее ге¬роинь, простодушием, граничившим с наивнос¬тью, неизбывным оптимизмом... Успех сопут¬ствовал актрисе в театре еще и потому, что ее собственная натура располагала и притягивала зрителей всеми этими качествами. И еще ей всюду сопутствовала энергия общительности.
Верность Волковской сцене она хранит с са¬мого детства, когда прибегала в театр (где работала старшим администратором мама) и оставалась там допоздна, не пропуская ни одной премьеры. Оттуда, из детских снов пришла ее устремленность к цели.
Внутренняя творческая сила пришла с годами. Должен был перебродить, по¬добно вину в мехах, накопленный жиз¬ненный материал, прежде чем ее героини стали иными, непохожими на прежних. Уходила юность, когда она умела превращать прозу жизни в поэзию. Все чаще актрисе доставались бытовые героини, она привычно играла эти многочисленные роли - редко сердечных, чаще – женщин недобрых, завистливых, алчных, стяжательниц… Её педагогом на курсе была Лидия Яковлевна Макарова, которая сумела передать своей ученице страсть к постижению женской судьбы и характера.
Однако режиссеры сумели рассмотреть в Татьяне Ивановой вовсе не быт. Иванову охотно занимали в своих спектаклях и Владимир Боголепов, и Сергей Яшин, и Владимир Воронцов, Сергей Таюшев, Александр Цодиков, Александр Кузин, выводя актрису за пределы бытовой сферы.
Преодолев стихию быта, актриса перешла к балагану, яркой лубочности, клоунаде (Матрена в "Горячем сердце", Манефа в "Мудреце", Гурмыжская в "Лесе" Островского, тетка Чарлея в одноименной пьесе) и, что закономерно, к граничащей с балаганом резкой трагедийности. Спектакли с участием Татьяны Ивановой становились событиями. Медея по пьесе Людмилы Разумовской, мисс Уайр ("Вье карре" Теннеси Уильямса), Екатерина Первая в"Детоубийце" Фридриха Горенштейна - актриса обретала но¬вый облик, новое видение мира как "железного театра", где неизбежны и мрач¬ные бездны, и циничный смех, и судороги боли... Особенно удается Татьяне Ивановой театр Островского, с многоликостью и многогранностью женских образов.
Гротескно-иронично была сыграна ею Матрена в "Горячем сердце" Островского, красавица-купчиха, словно сошедшая с полотна Кустодиева. Склонность Ивановой к парадоксальным сценическим ходам прекрасно понял и воплотил режиссер Александр Кузин, поручив ей в спектакле «На всякого мудреца довольно простоты» роль вещуньи и шарлатанки-мошенницы Манефы.
В ее Гурмыжской ("Лес" Островского, постановка Вадима Романова) оживала тоска по неутоленной любви и бунтарство, мощная сила характера, неожиданно и парадоксально утверждающего жизнь. Появившись на сце¬не, Гурмыжская спешила заранее сооб¬щить о своем прощании с жиз¬нью. Она была погружена в глубокий траур, как позднее вдовушка с ямочками на щеках Попова в чеховском водевиле "Медведь". Но траур театрален, и зрители понимают, что Гурмыжская держит собственный театр с декорациями и приватизированным героем-лю¬бовником Алексисом Булановым. Траур исчезает, Гурмыж¬ская юнеет и цветет. И... переигрывает господ комедиантов, чьи нравственные проповеди оказались вдруг навязчивыми и хрестоматийными.
В "Бешеных деньгах" Надежда Чебоксарова - Татьяна Иванова – становилась главной движущей силой комедии. Игра крупным планом, многоговорящими смысловыми деталями, с безупречным искусством слова создавали переливчатую сюиту жизни на сцене. Столичная критика ("Культура", "Театральная жизнь", "Версты") единодушно и высоко оценила уровень мастерства, проявленного Татьяной Ивановой на московских гастролях волковцев, отметив виртуозное исполнение ролей, современность звучания, острые социальные акценты образа.
Ее Городничиха в "Ревизоре" поразила зрителей не только у нас, но и в Японии, США, Египте, Бразилии своей забавной маловменяемостью и страстью купаться в нирване удовольствий, чаемых и желанных. Вот квартальные выкатывают на вешалах коллекцию нарядов мамочки и дочки, зарываясь с ушами в женские платья, пеньюары... Вот уши дочки (и квартальных тож!) становятся пунцовыми после откровений Анны Андреевны про корзину с перепелами, на дне которой лежал ее любовник.
Обоюдная ревность мамы и дочки к Хлестакову, дамские слезы, восторги, и - коронная фразы Анны Андреевны в неглиже, обуздывающей дочерние порывы примером собственной нравственности: «Перед тобою мать твоя!» (где два последних слова читались как угроза дочери и ругательство). Как умилённо Городничий – Владимир Солопов и Анна Андреевна - Татьяна Иванова - принимали поздравления с будущим браком дочери и Хлестакова! Как размечтались о счастье! Увы, всё сон, всё мираж, всё не то, что кажется…
Надо сказать, что актрисе нужны режиссёры, которые смогут отбросить прочь риторику, увидеть и воплотить её способность к неожиданной характерности, изломам судьбы, дать некий "сдвинутый" сюжет жизни…
Свой юбилей Татьяна Борисовна, наверное, впервые не отмечает бенефисом. В последнее время на роли ей, что говорится, не везет. Из ролей – мать Георгия Стибелева в "Екатерине Ивановне", сыгранная в привычном бытовом ключе. Между тем, энергия творчества, желание играть живут в ней, подспудно заявляют о себе и остаются до поры нереализованными. Хочется верить, что лишь до поры… Ведь нельзя же жить исключительно воспоминаниями…
Она бережет в своем архи¬ве письма зрителей, хранит фотографии, что всего дороже сердцу, перечитывает надписи на программках. Вот некоторые из них.
Татьяне ИВАНОВОЙ:
Будет что вспомнить! Я все время ощущал Ваше та¬кое неистовое, такое бурное желание работать! репети¬ровать! играть! Это нельзя назвать любовью к роли - это страсть! Виват! С премье¬рой!
Владимир Воронцов. ("Вье карре" Т. Уильямса).
Дорогая Татьяна Борисовна!
С серьезной, достойной актерской удачей!
Наш "заплыв" увенчался твердью, и я желаю Вам всегда иметь в ро¬лях твердую почву под нога¬ми! Вы обладаете прекрас¬ным актерским дарованием и, что не менее прекрасно, спо¬собностью «принадлежать» режиссеру, растворяться в замысле спектакля. При Ва¬шей работоспособности это не может не приносить худо¬жественных результатов!
Искренне Ваш, с уважением, режиссер спектакля "Медея" А. Цодиков.
А вот письмо удивитель¬ной зрительницы, преданной театру и обладающей подлин¬ным талантом сопереживания увиденному.
Дорогая, любимая Актриса!
До сих пор не могу прий¬ти в себя после увиденного спектакля. Господи, какая ог¬ромная лавина чувств нахлы¬нула на меня! И совсем забы¬ла, где я: я совсем не чувство¬вала, что рядом со мной кто-то сидит, потому что вся ушла туда, во "Вье каре", в Старый квартал, в дом, где разбиваются сердца его обитателей. Я внимала происходящему все¬ми клеточками души, меня всю трясло и било, и оттого было нестерпимо больно. Ваша мисс Уайр - разная. О, какая Вы гневная, словно фу¬рия, когда собираетесь об¬лить кипятком жильцов ниж¬него этажа. О, какая Вы ли¬цемерно-сердобольная, когда наливаете супчик в миски для бедных старушек. Жалость, сарказм, благородство, смешанное с издёвкой… И какая неизбывная нежность, когда Вы поете колыбельную своему воображаемому сыночку, Тиму. Как огромная птица своим крылом, Вы хотите защитить ребенка от бурь и невзгод страшного мира и согреть его своим теплом.
Маргарита ВАНЯШОВА, профессор ЯГТИ.