Второй эшелон: женщины и дети

Пассажирами этого второго эшелона оказались, как это и бывает обычно, те, кто послабее и разговор о ком не задевает самолюбий и коммерческих интересов. Из того, что увидела я, чаще всего почему-то попадались женщины, причём старшего возраста, и дети – разного пола и возраста.

Женские юбилеи в телеверсии были разве что не со слезами на глазах. Со слезами буквальными, хотя не слишком страстными, оказался уход из жизни – да, весьма постаревшей, но, что необычно, лишь на несколько дней пережившей мужа-режиссёра Людмилы Касаткиной. Страсти «по Касаткиной» оказались куда более уравновешенными, чем по иным актрисам или певицам.

Слёзы упоминались и в названии фильма. Вечно юной Вере Алентовой исполнилось 70, по поводу чего некоторые каналы старательно и пресно доказывали, что долгий брак – это хорошо, а хороший вид и физическая форма – это наш ответ Голливуду, как и сама премия «Оскар», непонятно почему и как выданная когда-то фильму про Москву и её неверие в слёзы. Были безликие и одинаковые, для «галочки», явно не от души и не в силу соб­ственного творческого порыва сделанные зарисовки и репортажи. То ли без грязи и скандальных подробностей уж совсем работать не могут, то ли – и это не так уж далеко от истины – творческие достижения и нынешний уровень ролей явно не тянут на масштабные и искренние признания в любви. Вполне обычный повод: ну – актриса, ну – 70 лет, ну – несколько десятков ролей, ну – дочь, то ли актриса, то ли телеведущая (в обоих случаях бывшая), поставила спектакль. Растиражировали. Присели в не слишком глубоком реверансе.

Двигаясь в сторону увеличения чисел, телевидение отметило и 75-летие Эдиты Пьехи. В студии – семейный диванчик с дочкой и внуком, привычная компания восторгающихся коллег на других диванчиках, вялые и малоинформативные кадры хроники и давних концертных номеров – вот и весь антураж тщательно причёсанной и наряженной в бело-голубой балахон артистки. И ни слова о секрете, тайне или просто причине сценического долгожительства этой женщины – с её странным для советской страны национальным происхождением, а главное – до сих пор старательно сохраняемым поль­ско-французским акцентом, с её холодноватым стилем поведения. Никогда не любимица широких масс, но всегда – эстрадная звезда без резких суждений в свой адрес, Пьеха и сейчас осталась без ореола экстраординарности. Как когда-то говорили в рекламе освежающего дыхание средства: «Надо – значит надо».

Наверное, в обоих юбилейных случаях не нашлось достаточно убедительного контраста или брутального сопровождения, которые подчеркнули бы изящество, хрупкость, наконец женственность престарелых юбилярш. Хотя брутальную ноту попытались внести беглыми упоминаниями о куда меньшем по сроку юбилее певца Николая Расторгуева. Не трогая тему болезни, его вежливо, приветливо и равнодушно поздравили в одном из утренних эфиров Первого канала, спросили о счастье, получили банальный ответ – и успокоились.

Казалось бы, дети – всегда выигрышный объект телесъёмок, будь то компьютерная версия пляшущего во всё ещё сухих памперсах ребятёнка или ехидная ухмылка любительницы дешёвого фруктового сока. С другой стороны, трогательные репортажи о спасении медиками больных детей, сопровождаемые старательно произносимыми в закадровом тексте специальными терминами, подчас плавно перерастают в политическую рекламу, в которой дети оказываются традиционно эксплуатируемыми знаками: маленькие, беспомощные, трогательные. Дети могут быть спасаемы не от физических болезней, а от социальных – от сиротства; но, к сожалению, не умеют наши телерепортёры, очеркисты и другие держатели камер делать по-настоящему трогательные передачи. Они помнят и о спонсорах (как в программе «Пока все дома», где жена ведущего Т. Кизякова из программы в программу посещает детские дома и дома малютки с кафельными плитками наперевес – но кто ж бросит камень в создателей программы, съёмки денег стоят...). Они помнят и о статусе усыновителей (как в репортаже Рен-ТВ, где фигурировал известный игрок в умную «Что? Где? Когда?» и юрист-функционер Михаил Барщевский; что же плохого, напротив, прекрасный поступок совершила его семья, но уж где только не показывают и не рассказывают именно об этом усыновлении...).

Но, пожалуй, самой беспомощной, невнятной по замыслу и бестолковой по воплощению оказалась очередная программа интеллигентного, но не слишком изобретательного в подборе собеседников «под темы» да и в формировании корпуса тем ведущего Александра Архангельского – «Тем временем» на канале «Культура». На прошедшей неделе темой были подрост­ки, или, как сформулировала на западный манер восторженная участница беседы, она же координатор конкурса подростковой литературы, – «юные взрослые». Программа шла встык с несколькими подростковыми самоубийствами, происшедшими совсем недавно, и следовало ожидать внимания к драмам и бесперспективности существования этих самых подростков – если мы имеем дело с журналистикой, а не с колбой, где растут непонятно кем и зачем запущенные туда споры (не в смысле «диалоги», а в смысле элементы растения). Но это – следовало. Это – ожидать.

На самом же деле обсуждение имело только один внятный посыл: есть произведения «для подростков» – и здесь собеседники нехотя вынуждены признать удачный и востребованный опыт «Гарри Поттера»; а есть произведения «о подростках», подросткам не адресованные (как это было когда-то с кинофильмами советского периода, о которых говорить было неинтересно, поскольку – давно, понятно и невоспроизводимо) или неинтересные. Если учесть, что один из собеседников был режиссёр и сценарист Вадим Абдрашитов, который как раз тонкие и острые фильмы «о...», но в общем-то и «для...» делал более 20 лет назад, то оказалось, что ни его суждения, ни его понимание проблемы не нужны. Дискуссия крутилась не вокруг понимания, а вокруг каких-то некрупных разрозненных фактов, способов налаживания контактов или выпуска продукта. Если к тому же учесть, что ещё одним участником «посиделки» был вузовский преподаватель, много лет работающий с подростками, – ведущий телепрограммы «Умницы и умники» Юрий Вяземский, – то можно было бы обсудить интеллектуальные и эмоциональные особенности юных эрудитов. Но дальше воспоминаний о личном круге чтения или личном небогатом опыте сочинения текстов дело тоже не пошло.

Ну – не интересен бросающийся с девятого этажа или неизвестно что курящий прямо на глазах у прохожих, сидя на лавочке или ступеньках подросток. Правда, в «Пусть говорят» попытались поймать след страшного стремления подрост­ков, которые ищут себе «компанию, чтобы уйти из жизни». А в остальном – молчание. Вот убьёт, взорвёт – тогда на него по­смотрят; или соревнующихся в своих умениях экстрасенсов пустят по следам погибшего или исчезнувшего подростка. А пока он ещё не пропал, пока ему одиноко или тоскливо, пока неприкаянно или холодно, говорить не о чем. Цитаты про слезинку ребёнка легче произнести, чем эту слезинку не просто утереть, а – не спровоцировать.

Немолодые женщины, миновавшие угрозу нервного срыва. Молодые, но чаще снимаемые со спины (постоянно в кадре – накинутые на головы капюшоны и ссутуленные плечи подростков) люди без конкретных лиц. Ни поскандалить всласть, ни собрать дивиденды всеобщего интереса. Телевидение кровожадно поджидает большие происшествия, пожары, взрывы, потопы (тьфу-тьфу, не сглазить бы!). А пока этого нет – так и показывать вроде бы нечего. Второй эшелон телевизионных интересов пыхтит медленно и невыразительно.