На ярославском Городском телеканале под конец недели Ирина Ануфриева побеседовала с моим коллегой, профессором-историком Владимиром Федюком. Эрудит, отличающийся особым чувством юмора и тонкостью профессионального анализа, профессор Федюк отвечал на вопрос о повторяемости революционных событий в февральские дни. К чести учёного и его собеседницы, тень сурка не падала на них в ходе беседы. Мягким голосом, чётко и понятно для любого телезрителя ярославский интеллигент решительно отвергал саму идею хоть какой-то пользы или востребованности радикальных, взрывоопасных для России событий. И такой пассаж – этот человек перед телекамерой, эти мысли и эти интонации – сделал честь ярославскому телевидению.
Субботние телерепортажи с максимально доступной объективностью, чуть ли не по секундам высчитывая время показа митингующих за одну, другую, третью и т. п. «политическую силу», демонстрировали (в честь дня сурка?) давно известные, разве что обрюзгшие, лица и привычные, разве что утратившие стройность и мускулистость, фигуры. Одним из привычных, всплывающих на волнах телеэфира с периодичностью в четыре года, в преддверии очередных выборов, было лицо некандидата в президенты Григория Явлинского. Если без малого 20 лет назад российская интеллигенция дружно голосовала за этого молодого, образованного, грамотно говорившего и казавшегося ответственным общественным деятелем человека, то сегодня мы получили от сурка грустную пародию. На митинге честная телекамера замерла, к примеру, на изображении бубнящего «политика» Явлинского и сыто ухмыляющегося за его спиной «писателя» Быкова.
Ухмыляться было от чего, ибо оратор произнёс следующее: «Мы все разные, но мы все одного цвета – цвета российского флага». Бывший кумир российской интеллигенции, готовясь к публичной речи, не принял во внимание буквальный смысл высокопарного штампа, не учёл три цвета, в которые собрался раскрасить лица соотечественников: у одних отмороженно-красные, у других – замороженно-голубые, у третьих же омертвело-белые. Или, что вовсе кошмарно, все – в полоску? Непростительная ошибка человека, претендующего на первую роль в многонациональной и уставшей от велеречивых безответственностей стране, была в прямом эфире легко и безжалостно зафиксирована и вброшена в среду наблюдательной публики. Если таковая нашлась у телеэкранов в обеденное субботнее время.
День сурка чуть-чуть покатился было – ровно того самого 2 февраля, когда и положено вылезать на кочку этому пушистому «соне», – в сторону от привычной колеи, когда счёт в телепрограмме «Поединок» показал перевес не в сторону самого громогласного из претендентов на президентство Владимира Жириновского. Обычно, с кем бы он ни дискутировал, циферки по нижней кромке экрана настойчиво показывают его победу. На этот раз у «барьера», выстроенного Владимиром Соловьёвым (я не оговорилась, нынешний «Поединок» на телеканале «Россия» совершенно буквально и по структуре, и по составу участников повторяет прежнюю «К барьеру» на НТВ, воспроизводя приевшийся принцип симулятивного противостояния людей, скорее близких по идеям, жизненным позициям, даже поведению), сошлись... Продолжая зоологические ассоциации, начатые «сурком», скажем: сошлись «жираф» и «Моська». В роли последней был так и не научившийся перевоплощаться перед телекамерами, однообразно интонирующий свои обвинения и восторги Жириновский. В роли его визави был баскетбольно высокий Михаил Прохоров, от которого в студии постарался дистанцироваться ведущий, ибо ростом – едва ли до плеча своему гостю. Впрочем, удалился только пространственно, но не душевно, в силу чего они вдвоём с его выдающимся в плане телесного роста гостем снисходительно потешались над неумолчным старожилом от политики.
Глядя на картинку и слушая звуки, поневоле приглушённые моей «лентяйкой», ибо барабанные перепонки и нервы требуют щадящего к себе отношения, я чувствовала себя в зрительном зале театра, а не в гуще политических дебатов. Ибо текст был частично известен, частично предсказуем, как в сочинении средней руки классицистского драматурга. А вот «картинка» была действительно хороша: высокий-превысокий, относительно молодой jeune premier (который говорил немного и разумно, защищал честь женщин, некогда привезённых им в Куршавель) своим долгим и, как казалось, миролюбивым и нетревожным молчанием побеждал крикливого и ни разу не ответившего на прямые вопросы оппонента, не слишком точно, но пытавшегося играть noble pere.
Простодушный и не слишком дальновидный сурок-телеэфир приучил как публику, так и «медийные лица», которые ведь тоже часть своей жизни находятся не перед телекамерой, а перед телеэкраном, не «вещают», а смотрят-слушают, – приучил всех к мнимой простоте и безопасности того, что находится по другую сторону экрана. Безопасен не только паук, которого хватает в темноте посетитель «Чёрной-чёрной комнаты» (новый, в высшей степени спорный проект Первого канала, аналог прежних путешествий в экзотические страны, к волнам и пляжам). Безопасны извергающиеся вулканы и терпящие бедствие корабли, ибо всё это – «там», в географически неопределённой дали, а не «здесь», в кабинете, кухне или гостиной отдыхающего россиянина. Дозированный экстрим бодрит и развлекает многих; таким же экстримом оказываются митинги и шествия в 20-градусный мороз прежде всего для достаточно благополучных москвичей. Не вообще жителей конкретного города, а для тех, кого слегка подзабыла публика, слегка отодвинули в сторону от телекамеры коллеги – и вдруг люди получили возможность оказаться на переднем крае телерепортажей.
Не хочу никого обижать, но вижу откровенное стремление привлечь к себе «любовь пространства» со стороны отодвинутых с переднего плана массового внимания писателей и журналистов. Вышла – простите за каламбур, сначала в тираж, а теперь на митинг камерная и, как казалось, интеллигентная писательница Людмила Улицкая. Ну не митинговая, не зажигательная, не «площадная», а тиражи повышать надо (видимо, так ей сказали PR-менеджеры издательств), и вот – мёрзнет, дышит паром в микрофон, говорит перед телекамерами. Вышел, хоть и не говорил, мечущийся между шоу-бизнесом и публицистикой, то писавший по заказам глянцевого корпоративного журнала «СВ», то неудачно подвизавшийся в качестве телеведущего Дмитрий Быков. Вышел, наконец, недавний любимец телевизионной аудитории Леонид Парфёнов, утративший, видимо, в силу коммерческих, а может быть, и творческих причин связь с крупными телеканалами – и страстно обличающий теперь предложение действующего Президента России о создании нового телеканала (а вдруг его именно туда и позовут?).
Иными словами, телеэфир – замечу, ещё не предвыборный, а «доагитационный» – показал картинку, подобную идущим едва не на всех телеканалах кулинарным шоу. Специи, затуманивающие реальный вкус и отбивающие запах «продукта», были острыми, но насытить не могли; разве что испортить здоровье. Бедный, бедный сурок, его день/дни превратился в шумный и отталкивающий морок, хотя умелые работники камеры и микрофона приложили серьёзные усилия к тому, чтобы публика не впала в панику.