Откровения фестиваля

9 ноября. Ласточка

«Ласточку» по мотивам рассказа Тургенева «Живые мощи», поставила в театре «Рампа» (Варшава) Жанна Герасимова, русская по происхождению, много лет живущая и работающая в Польше. У Тургенева рассказ о судьбе и мироощущении парализованной крестьянки Лукерьи ведётся от лица рассказчика, удивлённого, поражённого и в конце концов очарованного смиренным и поэтическим мироощущением героини, не устающей радоваться тем простым дарам жизни, которые она получает, будучи брошенной людьми и прикованной к смертному одру.

Жанна Герасимова объединила рассказчика и героиню в одном лице. Получился почти моноспектакль. Поменялись и оптика, и угол зрения. Главная героиня – не святая, не смирившаяся, и в её горьких речах звучит протест, упрёк миру, так несправедливо обошедшемуся с нею. По жанру «Ласточка» – этнофольклорная композиция, в которой значимое место занимают фольклор, ритуал, народная песня. Сны, воспоминания, религиозные фантазии Лукерьи материализуются в песне, в полуязыческих-полухристианских обрядовых играх, ведущей и исполнительницей которых выступает вторая актриса, композитор Роксана Викалюк. Спектакль оснащён знаковыми визуальными рифмами. Образ матери зарифмован с Богоматерью. Упокоение героини мизансценически воспроизводит сцену снятия с креста. В финале героиня, которая обзавелась ангельскими крыльями, уплывает в синеву, кидая прощальный взгляд через плечо в зал, будто врубелевская «Лебедь».

10 ноября. Сибирский вербатим

Спектакль Канского драматического театра возник по мотивам непридуманных историй, рассказанных актёрами театра режиссёру Геннадию Тростянецкому про себя, своих родных, соседей... Он быст­ро стал хитом не только канского, но и общесибирского масштаба.

У документального жанра есть устоявшееся название – вербатим, то есть документирование жизни в формах самой жизни, когда материалом для игры служат реальные истории реальных людей. Жанр зародился в лондонском театре Роял Корт, быстро распространился в Западной Европе и прижился в московских театрах вроде «Театра.doc» и «Практики». В результате разговоров Тростянецкого с актёрами родилась композиция, в которой фрагментами жизни – лирическими, анекдотическими немудрёными – делятся жители небольшого сибирского городка Канска (докуда «от Красноярска четыре часа на электричке»).

Дробную композицию скрепляют две сквозные, но прерывистые истории любви – весёлая и печальная. В первой молоденькая проводничка и бывший зек встречаются в тамбуре. Разрывая ватник на груди, парень посвящает девицу в душераздирающие подробности своего «мокрого дела». Под песню Высоцкого мы видим псевдогероическую пантомиму, как «он один» (в то время как «их было трое») встаёт на защиту проститутки от хулиганов. Следующая встреча «благородного» зека и сострадательной проводницы происходит спустя 5 лет по канону мелодраматического жанра: со счастливыми слезами и дочуркой лет пяти.

Второй сюжет – это «Шербургские зонтики» на сибирский лад, история двух незадачливых влюблённых Кати и Андрея, которым не дают воссоединиться то родители, то армия. В конце концов парня забирают в Чечню. Ход событий настраивает на банально трагическую развязку. Но всё гораздо прозаичнее: не дождавшись героя, девушка разрывает отношения, парень возвращается монстром, наскоро женится и срывает злобу на жене и ребёнке.

«Жители города К» похожи на ретросериал про наше гротескное, но всё-таки светлое и радостное советское прошлое. Геннадий Тростянецкий сделал ставку на «театральность». Последний рассказ про мальчика, которому родители пригрозили, что отдадут его в другую семью на другую планету, а он ушёл в лес, чтобы жить в сугробе, передаёт ощущения ребёнка, впервые пережившего ужас оставленности и совершившего, возможно, первый в жизни самостоятельный поступок, и вовсе разыгрывает компания клоунов с писклявыми голосами. Но, выбрав эффектный ракурс подачи, режиссёр, возможно, не прогадал, подыграв потребностям зрителей маленького сибирского городка (откуда что до Лондона, что до Токио – три с половиной тысячи км), которые идут в театр не только за узнаванием, но и за другой жизнью, волшебной, праздничной, непохожей на собственную.

12 ноября. Апокалипсис Revizorius

Пиковой точкой фестиваля стал «Ревизор» литовского мастера поэтического театра Римаса Туминаса. В 2001 году Туминас поставил Revizorius’а в Литве, а через год решил повторить свой успех, сделав русскую версию спектакля в Театре им. Евг. Вахтангова. Оба «Ревизора» давно сошли со сцен своих театров, но Туминаса спектакль не отпустил, и поэтому в 2011 году он представил новую версию, в которой литовские актёры играют вместе с московским Городничим – Сергеем Маковецким.

Туминасовский «Ревизор» в наименьшей степени сатира. Несмотря на забавные знаки российского захолустья, вроде то деревянных, то выстроенных из живых чиновничьих тел мостков, по которым приходится карабкаться Городничему Сергея Маковецкого, чтобы не угодить в непролазную грязь уездного города N. Несмотря на пляшущую в сцене народного ликования по случаю приезда ревизора церковь из холстины, луковка которой усажена чучелами ворон. Все эти знаки сыграют, зазвучат в полную символическую силу только в финале. Режиссёр не торопится поделиться секретом всеобщей очарованности Хлестаковым. Не страх, а обожание объединяют Городничего, Городничиху, Марью Антоновну и весь чиновный люд…

Мешковатый, с семенящим шагом Юрия Деточкина, с асимметричным лицом плохо пошитой тряпичной куклы Хлестаков Арунаса Сакалаускаса не то ребёнок, не то юродивый. Актёра легко представить что в образе князя Мышкина, что в образе Иешуа... В нём нет ни капли фанфаронства. Хлестаков пьянеет тихо, трогательно и незаметно, засыпает на ходу, тычется будто лунатик в несуществующие двери. И в результате затихает на ложе из чиновничьих тел. С женщинами и вовсе не знает что делать: неуверенно тычет в змею-искусительницу Городничиху пальцем, барахтается с Марьей Антоновной, но не в эротической, а в детской потасовке.

Сцена взяток построена как жертвоприношение: каждый чиновник поспешает со своим подношением, складывая в дорожный сундук Хлестакова не только дензнаки, но и, как Земляника, портреты детишек. После отъезда Хлестакова город N и вовсе заливает водой: в финальную сцену Городничий и компания вплывают на плоту.

В финале Римас Туминас даст исчерпывающую и грандиозную расшифровку первой мизансцены: Городничий и чиновники стоят, устремив ожидающий взгляд в небо. Разоблачительная – у Гоголя – развязка у Туминаса – апокалиптична. Монолог Городничего звучит воплем богооставленного. Толпа побивает «лжепророков» Бобчин­ского и Добчинского кирпичами. После чего с неба проливается нас­тоящий ветхозаветный дождь и звучит мощный, грозный хорал Фаустаса Латенаса. Посреди гибнущего мира остаётся только маленькая фигурка Марьи Антоновны. Повиснув на фонарном столбе, она отчаянно кричит в пустоту и ливень. Этим и заканчивается трагикомедия «второго пришествия»...