В «избе» поселилась худая высокая старуха. Иногда её видели на набережной – она проходила торопливо, словно стараясь не мешать пёстрому потоку туристов и гуляющих горожан. Но всё же случалось, что она создавала замешательство в толпе, теряя и суетливо разыскивая свалившиеся с ног растоптанные тапки или соскользнувший с костлявых плеч платок. Платок – в жаркие дни не по сезону тёплый, пуховый – всегда был у неё именно на плечах, не на голове. Вопреки старушечьему обычаю она ходила простоволосой, со странной причёской – двумя девчоночьими хвостиками. Видимо, с утра она пыталась скрепить волосы шпильками, и тогда на голове получалось что-то вроде коротких скрученных рожек. Но шпильки терялись, косички, связанные резинками, падали на уши, и бабушка бродила до вечера этакой забавной первоклашкой.
– Как же она живёт, бедная, без водопровода, без газа, с печкой! – сокрушалась мама, рассказывая о старухе папе и Шурке. – Одна, без детей, без родственников.
– Ну, значит, справляется, – успокаивал её папа. – Иначе бы давно сдалась в дом престарелых.
– Ты скажешь! – фыркала мама. – Там тоже не сахар...
А Шурка задумывалась: если родителям жаль старуху, о которой никто не заботится, что же они не возьмут её к ним в семью? Берут же люди уличных собак и кошек. Или усыновляют детей. Почему тогда старуху нельзя? У них же нет в доме своей бабушки!
Как-то Шурка заикнулась об этом, но они так обидно расхохотались, что ей не захотелось продолжать разговор. Никто не объяснил, почему это невозможно – усыновить бабушку.
Возвращаясь из школы, Шурка увидела старушку с набережной около аптеки. Она пыталась вскарабкаться по крутой лестнице к стеклянным дверям на четвереньках, елозя по ступенькам ладонями и теряя неуместные в осеннюю слякоть сиреневые пляжные тапки. Шурка молча подобрала шлёпанцы, взяла бабулю за руку и помогла ей подняться. Придержала перед ней качающуюся дверь.
В аптеке старушка кроме разнообразных таблеток и микстур купила грушу из небесно-голубой резины – клизму. Объяснила аптечной девушке:
– Васёк у меня приболел, животиком мается. Сделаю клизмочку – должно полегчать.
– Возьмите лучше слабительное какое-нибудь лёгонькое, – предложила девушка. – Вот сироп для детей. У вас какого возраста?
– Васёк-то? С весны он у меня, мартовский. Их двое родилось – Васёк и Белочка. Давай, давай сиропчик-то, а грушу тоже упакуй, пригодится.
Выйдя из аптеки, бабка сразу же уцепилась за Шуркин локоть. Шурка не протестовала. Пусть держится, раз ей тяжело ходить. Бедная! Ещё и внук у неё болеет. Маленький, полгодика всего, – таких малышей очень жалко, когда болеют.
– А где мама его? – поинтересовалась Шурка.
– Кого? – переспросила старушка.
– Да Васи, у которого животик болит.
– А! Так там же, в доме. Марта его мама. И Белочка, сестричка. А ещё Таня, Лёня, Машка, Галка, Верка – капустная душа. Савва Прокофьич ещё. Да, и Машка.
– Вы Машку уже говорили, – заметила Шурка. А сама подумала: «Вон сколько народу, а немощную бабушку посылают в аптеку. Или они все больные?»
– Это я другую Машку говорила, белую. А та – пёстрая, тоже Машка.
«Почему это она пёстрая? – задумалась Шурка. – Что у неё пёстрого – платье? Волосы? Может, мелирование на волосах?»
– Хочешь, что ли, посмотреть? – предложила старушка.
«Что посмотреть?» – опять не поняла Шурка. Но не переспросила, а кивнула: хочу. Бабка заулыбалась, показав голые розовые дёсны. Только под верхней губой торчал единственный жёлтый зуб-клык. Почему-то Шурке вспомнилась Баба Яга из сказок. Жутко сделалось. Но она не отказалась, пошла, хотя могла бы и отговориться: домой надо. И в самом деле надо было домой. А она вот шла в сторону набережной – с рюкзаком школьным на спине, с незнакомой бабкой под ручку. Будто под гипнозом.
Старуха толкнула дверь худым плечом, и она открылась. Никаких тебе замков-затворов! Шурка шагнула за ней в узкую прихожую (или не прихожую? Вспомнилось слово из книжки про старину: сени...). Затем прошла в комнату. И замерла от изумления.
Там ходили по крашеному полу, скакали по застеленной покрывалом с подсолнухами и даже, кажется, по столу белые, серые, пятнистые козы. Бабка радостно погладила одну между рогов:
– Верка моя, Верочка. Капустку всю сжевала? Не принесла я тебе больше капустки, милая. Завтра достану, а пока кушай то, что все едят. А где Васёк-то? Мартушка, где у тебя Васёк? Я ему лекарство купила.
Васёк – белый пушистый козлёнок с грустными зелёными глазами – лежал, по-кошачьи клубком свернувшись, на подсолнуховой кровати. Бабка, ловко ухватив питомца за подбородок, влила ему в рот столовую ложку купленного в аптеке детского сиропа.
– Небось полегчает теперь, – откомментировала она. – Медицинская наука – великое дело. А не поможет – так травки заварю, клизмочку сделаю.
Шурка стояла на пороге небольшой комнаты, переминаясь с ноги на ногу, теребя рюкзачные лямки. Двинуться дальше не решалась. Нет, все эти пушистые животные были очень милые, и даже их загнутые рога не пугали. Просто на полу было много таких тёмных катышков... У всех коз и многочисленных козлят, кроме несчастного Васи, кишечник работал нормально – то один, то другой поднимал хвостик, не задумываясь о чистоте пола и разбросанных повсюду лоскутных ковриков. Да можно ли их вообще приучить к порядку? Не кошки ведь...
Вообще-то, размышляла Шурка, коз, наверное, держат не дома. А в каких-нибудь сараях. Наверное, у старушки нет сарая. Зачем ей так много коз? Или – мелькнула у неё в мозгу странная до ужаса, до неприятного холодка по спине мысль – они не совсем козы?
Старуха, похожая на Ягу, разговаривает с ними как с людьми, называет человеческими именами, лечит лекарствами из аптеки, а не из ларька при ветеринарной консультации...
Сказку про братца Иванушку она хорошо помнила. Вдруг они тут все такие – превращённые? Значит, и её саму бабка к себе домой заманила, чтобы козой сделать... Точно! Загипнотизировала и привела.
Большущий козёл с рогами винтом и кудрявой чёлкой подошёл к Шурке, по-собачьи лизнул её руку.
– Савва Прокофьич пришёл знакомиться, – ласково пропела старушка. И Шурка не выдержала. Попятилась из комнаты. Выскочила из дома, хлопнув дверью, помчалась как угорелая по пустой мокрой набережной. Никто за ней не гнался, конечно, никакие гуси-лебеди. И сама она прекрасно понимала: всё, что она тут себе навыдумывала, – сказки для дошколят. Взрослая дама из третьего класса не должна верить в такие пустяки. Но верила, и страшно было, хотя и стыдно за свой страх.
Уже темнело – рано, по-осеннему. Шурка дотянулась до звонка. Мама открыла дверь – в праздничной блузке, весёлая и тревожная.
– Шурёныш, наконец-то! Ты даже не пообедала, где-то гуляешь. Я так волновалась. Мой руки и садись за стол, у нас гости.
Шурка краем глаза заглянула в комнату. Гость был один – доктор Золотов, у него и у папы в руках были крошечные стаканчики, папа свободной, без стаканчика, рукой махал маме: иди сюда скорей. Шурка переобулась в домашние тапки, старательно вымыла руки с мылом, ополоснула забрызганное уличной грязью лицо. Поздоровалась, села рядом со взрослыми. Ей подвинули тарелку с салатом и куском жареной курицы.
– Что-то случилось, Шур? – спросил папа. – У тебя глаза какие-то удивлённые.
Значит, удивление водой с глаз не смылось, подумала Шурка. Грязь смылась со щёк, слёзы размазанные. А удивление осталось.
И Шурка с набитым ртом принялась рассказывать о старушке, о козах в комнате...
– Я знаю её, – внимательно выслушав Шуркину историю, сказал доктор Золотов. – Удивительная женщина, добрейшей души человек. Козы у неё пуховые, она из пуха этого вяжет носки, рукавички и приносит в больницу, в детское отделение. Отдаёт детям больным, за так, денег с родителей не берёт ни в какую. А если уж продаст, на рынке или ещё где-то, то опять же ребятишкам сладостей купит, фруктов. Притащит корзину огромную. Её уже все медсёстры знают, пропускают даже в неприёмные часы. Халат белый на неё накинут – она и идёт в халате, с корзиной своей. И с бидоном – молоком козьим ребят поит. У нас есть двое малышей, от которых матери отказались, оформляем на них документы в дом ребёнка, а пока в больнице живут. Так бабуля эта им костюмчиков навязала на зиму, шапочек, по одеяльцу каждому. А могла бы в золоте ходить, дом новый выстроить: козья шерсть на рынке задорого покупается, да и молоко тоже. У неё ведь их – целая ферма! Так нет, всё детям больным несёт. Мы её называем: Козья Бабушка.
Шурка нагнулась над тарелкой так низко, чтобы никто не заметил, как она покраснела. Вот ведь какая Козья Бабушка. А она-то, дурочка, невесть чего про неё навыдумывала, убежала так глупо и невежливо.
Она решила, что завтра же сходит к ней после уроков и извинится. И ещё захватит подарочек – кочан капусты для козы Верки.
Анна ТОЛКАЧЁВА