Он лиру посвятил народу своему

Так что здесь он свой-родной, как говорят о нём сотрудники «Карабихи». Потому и остался – написанным с натуры на даче в Куоккале в 1910 году репинским портретом, мантией почётного доктора филологии Оксфорда, первыми изданиями и факсимиле черновиков «Вани и крокодила», «Мойдодыра», «Мухи-Цокотухи», «Айболита» – выставкой из фондов музея Чуков­ского в Переделкине.

Сам добрый доктор Айболит по полной программе отдежурил на 44-м некрасовском празднике поэзии. Вместе с дедом Мазаем и ещё одним героем некрасовских стихов для детей – бывалым коробейником дядюшкой Яковом путешествовал с ребятишками по страницам любимых книг. Знатокам-всезнайкам раздавал призовые жетоны, тем же, кто сковородку путал с подносом, а кочергу – с ухватом, немедленно прописывал «общеукрепляющее» для внимания и памяти.

Нашлось кое-что у доктора Айболита и против симптомов ещё одного современного недуга, в медицинских справочниках пока отсутствующего, особенно опасного для любителей компьютерных игр – «засидизма» (от слова «засидеться»). Посоветовал размяться, поискать по усадьбе дядюшку Якова. Поискали и нашли, и заглянули в его бездонную торбу. Устроили на радость родителям звонкую потеху с поющей на разные голоса утварью некрасовских времён: чугунками, коровьими бубенцами, гребнем-чесалом от ручной прялки, рубелем для глажки белья.

Приехала на день поэзии из Переделкина в Карабиху и некогда знаменитая анкета Чуковского. В 1919 году отвечали на неё и Блок, и Бунин, и Ахматова, Маяковский, Горький, Волошин, Гумилёв. Устроители праздника придумали, как перевести анкету в зрительный ряд – сделали портретную галерею тех, кто отвечал на вопросы. Те из нас, кто прохаживаясь по «фотоаллее» в Верхнем парке не поленился почитать подписи под портретами, много чего новенького или совсем забытого узнали про Некрасова – эпоха революций и мировых войн открывала его заново.

Чуковский по-рыцарски сражался с теми «первооткрывателями», кто в отличие от самих поэтов, «только и делает, что подмалёвывает, приглаживает, прихорашивает облик Некрасова, превращает его в глуповатого и стоеросового радикала». Слава Богу, среди тех, кто выходил к микрофону на поэтической поляне в программе «Пламя юности, мужество, страсть», таковых мы не заметили. Размышляя о Некрасове XXI века, никто ни на какую «подмалёвку» времени не тратил.

– «Распалась цепь железная, распалась и ударила одним кольцом по барину, другим – по мужику». Разве это не про нас сказано? – объяснял, чем ему дорог Некрасов, поэт, доктор философии, наш земляк рыбинец Константин Кедров.

В тон ему была и жёсткая публицистика критика и телеведущего Льва Аннинского. Он так говорил о «карающей лире» Некрасова:

– Перечитайте стихотворение «Блажен незлобивый поэт», написанное в день смерти Гоголя. Это же автопортрет России, русской поэзии, наш с вами автопортрет. Продолжаем мучиться между ненавистью и любовью. В том поддерживает, утешает, вооружает нас великий наш поэт.

Красивое эссе «Некрасов, Болгария и мировой поэтический космос» привёз за полторы тысячи километров поэт и переводчик Йордан Милев. Приветствуя поляну неотразимой улыбкой, первым делом снял шикарную соломенную шляпу – дескать, снимает её перед любимым поэтом. В своём вдохновенном монологе с прозы переходил на стихи, с русского на болгарский. В этом космосе по законам поэзии все были вместе, всё было рядом: созвездие Тельца, гора Олимп и сокровища Али-Бабы, Магеллан и Ярослав Мудрый, Лев Толстой и Беранже, Некрасов и его первый переводчик болгарский классик Серебряного века Вазов.

На прощание Йордан Милев выполнил спецпоручение коллег: награду «Карабихе» болгарских писателей – орден Ивана Вазова на ленте – принимала с галантным реверансом автор и куратор программы литературного праздника Татьяна Полежаева.

А затем настал час почётной гостьи – народной артистки России Валентины Талызиной. Баек про киносъёмки и театральных анекдотов от любимицы публики мы в тот день не услышали, да и ждать этого могли разве что самые неисправимые приверженцы гламура. Про свою некрасовскую программу Валентина Илларионовна вот что рассказала. Была недавно в родном городе Омске, посмотрела музей Достоевского, а он говорил, что у Некрасова с молодых лет было раненое сердце, называл его поэзию страдальческой.

Так с подсказки Достоевского и отбирала стихи для Карабихи, где раньше никогда не бывала: «да» или «нет» без лишних рассуждений. Так их и читала Талызина – от первого лица, так вся её новая программа и прозвучала на поэтической поляне – голосом её собственной совести: «Начало поэмы» («Опять она, родная сторона...») и почти не исполняемые с эстрады отрывки из поэмы – исповеди «Мать», с ключевой строкой ко всей материнской теме в некрасовской поэзии «Во мне спасла живую душу ты».

А ещё спасибо Талызиной за то, что напомнила нам светоносное стихотворение из дет­ского цикла «Я ехал к Ростову высоким холмом». Оно про дорогу русского человека к храму и будто специально написано к нынешней школьной программе «Основы православной культуры».

Было заранее известно, что Талызина выступит и сразу же уедет, и вряд ли читатели простили бы нам, упусти мы такой шанс пообщаться с Валентиной Илларионовной.

– Скажите, быть матерью – подвиг? – по свежим впечатлениям от программы интересовались молодые журналистки.

– Обязанность, – прояснила гостья вопрос без всяких комментариев.

– В одном маленьком театре на сто мест репетирую роль графини в «Пиковой даме», – слегка приоткрыла свои творческие планы.

Мы же, вручая Валентине Талызиной в качестве «исторической реликвии» вырезку её трёхлетней давности интервью «Северному краю» под названием «На даче у Талызиной растёт цветок из Ярославля», затронули её заветную фиалково-жасминную тему.

– Сейчас сходить на рынок не успеваю, – не скрыла сожаления великая цветочница. – Но тот подаренный бабулькой на ярославском базаре цветок у меня на даче до сих пор живой, успокойте всех, кто в этом сомневается.

И для верности оставила в блокноте нашего корреспондента приветственный фирменный автограф, «заверенный» изящной загогулиной, похожей на распустившийся бутон: «Читателям «Северного края» здоровья, радости, терпения».

К концу трёхчасовой программы зрителей на поэтической поляне поубавилось. И неудивительно, авторские выступления столичных гостей вдохновенно дополняли команда доцента театрального института Андрея Зубкова, усиленная актрисой Волковского театра Татьяной Гладенко, певцами Александром Сухановым, Ольгой Ковалев­ской, тенором из Нижнего Новгорода Андреем Савельевым, неистовыми «Казачатами», ансамблем народных инструментов из Кузнечихи «Северное сияние». А эпилог был за лицедеями тутаевского народного театра «Левый берег» и их партнёрами из танцевального ансамбля «Рябинушка». Под занавес праздника показали похожее на мюзикл представление по водевилю молодого Некрасова «Петербургский ростовщик».

Зрители, стало быть, повыдохлись, но только не сами поэты. Дружной компанией москвичей и ярославцев, всяк в силу своего дара, до конца стояли за честь русского слова. На опережение привычно сработал Евгений Гусев. Ещё до начала праздника в Карабихе прочёл на набережной «у Некрасова» посвящение классику: «Здесь с верной Музою на пару// Он, полон замыслов и сил,// Ходил по этому бульвару,// По этой улице ходил.// Здесь восхищался птичьей трелью,// Здесь величайшую из рек// Назвал своею колыбелью// И раем Грешнево нарек.//». И ещё: «Снедаем скорбью не впервые,// Он знал – есть в мире красота,// Он верил – есть сердца живые,// Кому поэзия свята//».