Ещё в январе режиссёр призвал актрис Волковского принять участие в такой – только обозначенной, но у Булгакова не прописанной – массовой женской сцене. Известно, что в спектаклях Марчелли царит культ женщины, к восхищению перед которой всегда примешивается толика ужаса и растерянности. Неудивительно, что на его предложение откликнулись почти все актрисы – от заслуженной Татьяны Исаевой до самых юных. Некоторые даже привели своих подруг и родственниц.
В один из последних дней февраля и прошла репетиция «женской» сцены. Все действующие лица собрались в репетиционной комнате. Марчелли вводит «новобранок» в курс дела: им предстоит украсить собою сцену примерки модных «парижских» туалетов в ателье Зои Пельц – в качестве клиенток, ожидающих своей очереди. У Булгакова этих дам – только три, у Марчелли – более двадцати. Здесь же исполнители главных ролей: Валерий Кириллов – Аметистов, администратор ателье, авантюрист, игрок, и Анастасия Светлова – Зоя, хозяйка ателье и подпольного «дома свиданий».
Режиссёр обозначает порядок и характер действий.
– Это не просто примерка, а целая творческая акция, по-ставленная Аметистовым. Здесь женщины, которым приказали ждать, они полуодеты, очень напуганы и с недоверием относятся к мастерской. Рядом – стол со швейной машинкой, за которой «нечто» по имени Варвара Никанорович, и швея, и некий чёрт. Он будет орать, визжать, прыгать. Во-круг волны материи, из которой в конце концов соберут гигантскую розу. Аметистов проносится над ними, может быть, на «гигантских шагах», может быть, придумаем какую-нибудь проволоку. Всё это они делают, чтобы впарить женщинам эту туфту, ошеломить, покорить. И наконец появляется Агнесса Ферапонтовна, женщина-мечта, полная гармонии костюма и тела. Это у нас Наташа Асанкина. От одного её вида госпожа Сапурахина, – Марчелли показывает на Татьяну Малькову, – переживает потрясение, сходит с ума. Это финал.
Несмотря на то, что в репетиционной комнате нет ни волн материи, ни роз, ни, разумеется, волшебного приспособления для полётов над сценой, актёры мгновенно включаются в игру.
– Это первый, самый сумасшедший вариант, который мы пробуем, – предупреждает Марчелли.
Режиссёр просит, чтобы женская толпа жила как единый организм. Татьяна Исаева метко комментирует: «Масса-тесто». Кирилл Искратов – Варвара Никанорович – оглашает репетиционную пронзительными, нечеловеческими воплями. Группа клиенток, прикрывая воображаемое дезабилье, колышется, как волна. Их взгляды обращаются то к столу, где творится действо примерки, то к мечущейся туда-сюда швее-чёрту. На столе, превращённом в подиум, Татьяна Гладенко (клиентка, дождавшаяся своей очереди), окружённая закройщицами, принимает капризно-эффектные позы и томно стонет: «Фалдит, ах, фалдит. Мне кажется, что у меня двух рёбер не хватает».
– Мне нужно, чтобы платье ожило, – фантазирует Марчелли, – здесь мы включим какие-нибудь вентиляторы, оживим его. И она (модель) превратится у нас в изваяние.
Актёры, изображающие швей, китайцев и закройщиц, начинают энергично колыхать материю, в которую укутана клиентка. Чёрт-швея, как ураган, проносится по комнате. В толпе дам закипает напряжение, ссорятся две клиентки:
Татьяна Малькова и Ирина Сидорова.
– И вообразите себе, моя физиономия моментально становится, как котёл, – плачущим голосом жалуется одна.
– Ха. Ха-ха-ха», – презрительно роняет вторая.
Из гущи клиенток, как чёрт из табакерки, выпрыгивает Валерий Кириллов – Аметистов. Женщины визжат. Аметистов – он король ситуации – провоцирует восторженный гул «массы-теста», раздувает суету, походя роняет сомнительные комплименты и, прежде чем исчезнуть, запечатлевает звонкий поцелуй на губах клиентки – Сидоровой.
– Какой... бойкий, – выдыхает та.
И пускай Кириллов – Аметистов пока не улетает, но в финале он, будто поп-звезда с эстрады, ныряет в толпу по-клонниц и почти в балетной поддержке зависает на их воздетых в экстазе руках.
Репетиция подходит к концу. Марчелли по нескольку раз «прогоняет» эпизоды сцены. Но заметно, что пока он не очень доволен ею. Режиссёр хочет чёткого, ритмического согласования того, что происходит у примерочного стола, и колыхания «массы-теста» клиенток, остроты и неожиданности реакций на действия Аметистова. Из моментов затишья он выращивает эмоциональные взрывы, чередует статику и бешеное движение.
Режиссёр не раз намекал о своём желании «автономизироваться» от булгаковской фантастики, но схожая с драматургом «группа крови» берёт своё. Из крохотного зерна булгаковской «чертовщины», которая живёт в квартире Зои Пельц, он выращивает динамичную, зрелищную сцену, заставляющую вспомнить сеанс воландовской магии в московском театре «Варьете» («Мастер и Маргарита»), в клиентках – москвичек, выскочивших на сцену, соблазнённых иллюзией парижских туалетов. В марте репетиции переместятся на сцену. И там лукавая фантазия режиссёра развернётся уже в полную силу.