Поставленный в 2002 году по пьесе драматурга Нины Садур спектакль стал блестящей дипломной работой студентов Александра Сергеевича в театральном институте.
Осенью 2003го театр получил приглашение в немецкий город Ханау на международный фестиваль любительских театров, где ярослав-ская труппа была единственным профессиональным участником. «Панночка» тогда произвела настоящий фурор. Зрители признавались, что не было никакой необходимости в син-хронном переводе, настолько все происходящее на сцене завораживало, было понятно и трогательно.
После того как талантливые выпускники дружной гурьбой пришли работать в Ярославский ТЮЗ, спектакль перенесли на большую сцену, где эта камерная и удивительно тонкая работа затерялась и в один далеко не прекрасный момент просто исчезла из репертуара. И вот спектакль пережил свое второе рождение, но уже на малой сцене ТЮЗа. Теперь ярославский зритель получил возможность снова увидеть этот спектакль, ощутить его необыкновенную ауру.
...Приходя в театр, многие ждут встречи с «Вием», ждут страшилок, летающего гроба и оживления мертвецов. Но не тут-то было. Садур, а вместе с ней и режиссер спектакля остроумно и вдумчиво играют этими гоголевскими мотивами.
«В черном-черном лесу стоит черный-черный дом...» – спектакль начинается парафразом детских страшилок, но тут же с юмором выходит на уровень «он пугает, а мне не страшно!». И не только не страшно, но и смешно.
На хуторе просыпаются казаки, дурачатся, валят плетень, дубасят друг друга пыльными мешками с соломой, смачно едят пельмени, переругиваются с пышной казачкой Хвеськой (Марина Мартынова) и спорят, есть ли чудеса на этом свете. Степенный, с зажиточной жилкой казак Явтух (Юрий Круглов) уверен, что никаких чудес нет и что всему можно найти объяснение. Думать так удобно, как вообще удобно и легко жить, когда не видишь тайн и не ищешь объяснений им. Сильный, кипящий энергией и любящий жизнь Спирид (Сергей Василюк) сомневается, ему хочется верить, что есть на этом свете место чуду. Между ними снует молодой казак Дорош (Сергей Шарифуллин), ловко умудряющийся в процессе спора ухватить лишнюю чарку горилки и сунуть в рот побольше пельменей, ведь это куда полезнее ученых разговоров. Ему неважно, действительно ли все бабы ведьмы и есть ли у Хвеськи хвост или хвостик. Хвеська, ведь вот же она – простая, понятная, своя баба, свой человек.
На их огонек неведомо откуда набредает Хома Брут (Петр Круговихин), философ из Киевской бурсы. Он несколько раз проходит через зрительный зал, напевая, здороваясь с казаками и умиляя сидящих по соседству зрителей. Все эти сцены решены легко, весело и очень комично. Даже когда казаки, не слушая мольбы суеверной Хвеськи, со вкусом пересказывают приписываемые дочке пана сотника злодейства, а в воздухе слышны жуткие звериные завывания, зритель не перестает смеяться, настолько характерны и выразительны все персонажи, с живостью и пластикой воплощенные молодыми артистами.
Смешные, задорные сцены, освещенные солнцем и непрекращающейся гульбой казаков, перемежаются в спектакле с мерцающим ночным действом, во время которого люди в белых одеждах и в венках из сухих трав, словно в ночь праздника Ивана Купалы, совершают языческий обряд с пением, переходами, омыванием молоком, обсыпанием мукой и встречей двух любящих, но испепеляющих друг друга людей. Мир в эти мгновения переворачивается.
...Красота не спасает мир в этом спектакле. Становясь разрушительной, роковой силой и, вполне в духе Достоевского, «полем битвы, где борются сердца людей», она несет с собой смерть. Однако этот переход в потусторонний мир по-своему прекрасен. Раздается пение, зажигаются огоньки на плетне, словно звезды на небосводе, словно души людей. И как мостик оттуда, из мира неземной красоты и трагичной любви, сюда, в мир земной и реальный, где зрители смеялись и ощущали, что действительно «прекрасно, братцы, жить на этом свете!», посыпались и покатились яблоки.
Юлия КРИВЦОВА.