Как и большинство шекспировских пьес, «Много шума из ничего» построена на своде двух совершенно различных сюжетов: рассказа Далинды в ариостовском «Неистовом Роланде» (в то время уже переведенном на английский язык) и одной итальянской повести. Но это – к слову.
То, что показали зрителю в ТЮЗе, равно далеко как от шекспировского оригинала, так и от его предшественников. Двухчасовое действие наполнено злободневными шутками, временами уходящими в пошлость, киношными трюками из фильмов о боевых искусствах и назойливым эротизмом, который достигает своего апогея в сцене ложной измены Геро (Екатерина Дементьева) своему возлюбленному – молодому знатному флорентинцу Клавдио (Алексей Перчук). Эта сцена вызвала у зала, пожалуй, наиболее сильные эмоции. Сложилось впечатление, что выпячивание сексуальной подложки пьесы и есть та самая главная мысль, которую создатели спектакля хотели донести до молодого (в зале, естественно, было много школьников) зрителя. Последний реагировал на «интимную приманку» бурно и продолжительно, откровенно скучая на собственно драматических эпизодах.
Справедливости ради надо сказать, что разговор ПРО ЭТО был не единственной сильной стороной премьеры. Запомнились клокочущие энергией молодости и озорства пассажи падуанца Бенедикто (Илья Колесов), метавшего дротики и остроумные фразочки. Очень забавно смотрелись выходки глуховатого, немного выжившего из ума «старика» Антонио (Олег Челноков). Он одинаково органично смотрелся и в инвалидной коляске, и в карнавальном костюме мага, и в роли «тибетского монаха», способного при помощи одного лишь посоха и непонятно откуда взявшейся ловкости немощных рук уложить на лопатки любого недоброжелателя. Даже если тот оказывался его собственным братом Леонато (Юрий Клипп).
Но большую часть спектакля на сцене было много шума, мелкой возни, надуманной суеты, оправданием которой служит разве что само название комедии, если трактовать его предельно буквально. А вот серьезности, которая из классического фарса смогла бы вытащить на свет божий социально-психологический подтекст произведения, не хватило. А он там есть. По той простой причине, что драматическое в эпоху Ренессанса трудно отделить от дидактического, пусть даже сто раз прикрытого лукавой маской авторской иронии.
Наверное, поэтому центральная коллизия пьесы (я имею в виду сложные взаимоотношения между Клавдио и Геро) вышла предельно блеклой и невыразительной. Куда интереснее на их фоне смотрелся «безнадежный роман» Бенедикта с Беатриче. Спектакль не отличился какими-то особо живописными мизансценами. Эпизодический ряд больше походил на милую чехарду нарисованных детской рукой театральных картинок на тему «куртуазные отношения и традиции карнавала в культуре второй половины XVI века». И только.
Игорь ЛУКАШЕНОК