Иван
Каляев Иван Платонович, он же Осип Коваль, он же Поэт, он же Янек, родился в 1877 году в Варшаве. Его отец – околоточный надзиратель, выходец из крепостных – хотел дать сыну приличное образование. Иван окончил гимназию, поступил в Московский университет, но затем перевелся в Петербург. Здесь кроме учебы в университете он вступил в «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», где, видимо, и прошел «курс молодого террориста». За участие в 1899-м в студенческой забастовке Каляев был выслан в Екатеринослав, а когда вернулся в Петербург, ему не позволили восстановиться в университете. Тогда в 1902 году Каляев поехал учиться в Германию, но по дороге в Берлин во время случайного обыска у него была найдена запрещенная литература, и он был выдан России как социалист. После трехмесячного заключения в Варшаве Поэт был выслан в Ярославль (где некоторое время работал корректором в газете «Северный край». – Ред.). В 1903-м Каляев выехал в Женеву, где вступил в боевую организацию эсеров, готовясь мстить «врагам рабочего класса». Науку террора Иван постигал под руководством Бориса Савинкова, Евно Азефа и Максимилиана Швейцера, который и обучил бывшего студента технике обращения с динамитом.
Самостоятельный выход Поэта на поприще террора состоялся в 1904 году – он принимал участие в покушениях на министра внутренних дел и шефа жандармов Вячеслава Плеве. Биографы Каляева считают, что он был фанатиком террора. Когда ЦК партии эсеров публично осудил терроризм в парламентских странах Европы, он говорил Савинкову: «Я не знаю, что бы я делал, если бы родился французом, англичанином, немцем. Вероятно, не делал бы бомб, вероятно, я бы вообще не занимался политикой... К чему такая боязнь европейского мнения? Не мы должны бояться – нас должны уважать. Террор – сила. Не нам заявлять о нашем неуважении к ней... Я верю в террор больше, чем во все парламенты мира». Вместе с тем Каляев был скорее романтиком, чем прагматиком.
В июле 1905 года находившиеся в парижской эмиграции эсеры запланировали совершить несколько покушений на царских сановников, в том числе на московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. Первая попытка убийства была назначена на 15 (2) февраля 1905-го. Каляев был готов метнуть бомбу, но, заметив, что рядом с великим князям сидят жена и дети, дрогнул и задание партии не выполнил. Встретившись в тот же вечер с Борисом Савинковым, Каляев сказал: «Я думаю, что поступил правильно, разве можно убить детей?..»
Через два дня вторая попытка удалась. 17 (4) февраля, когда великий князь выехал из Николаевского дворца в губернаторский дом. В 14 часов 47 минут на Сенатской площади Кремля эсер Иван Каляев, одетый для маскировки в крестьянское платье, бросил в карету Сергея Александровича бомбу. Из тюрьмы, в которую его тут же препроводили, Каляев написал своим товарищам: «Против всех моих забот я остался 4 февраля жив. Я бросал на расстоянии четырех шагов, не более, с разбегу, в упор, я был захвачен вихрем взрыва, видел, как разрывалась карета. После того как облако рассеялось, я оказался у остатков задних колес. Помню, в меня пахнуло дымом и щепками прямо в лицо. Потом увидел шагах в пяти от себя, ближе к воротам, комья велико-княжеской одежды и обнаженное тело... Шагах в десяти за каретой лежала моя шапка, я подошел, поднял ее и надел».
По дороге арестованный Каляев кричал: «Долой проклятого царя, да здравствует свобода, долой проклятое правительство, да здравствует партия социалистов-революционеров!» Он был дерзок и издевался над своими конвоирами, а попав наконец в участок, по его собственным словам, «заснул крепким сном».
Каляева почти сразу перевели в Бутырскую тюрьму, где через несколько дней его навестила великая княгиня Елизавета Федоровна, вдова убитого Сергея Александровича. Оба участника этой встречи оставили воспоминания. Елизавета Федоровна хотела, чтобы убийца раскаялся. На прощание княгиня сказала террористу: «Я прошу вас, возьмите от меня на память иконку. Я буду молиться за вас». У Каляева было несколько иное впечатление от этой встречи. «Мы смотрели друг на друга, – писал он, – не скрою, с некоторым мистическим чувством, как двое смертных, которые остались в живых. Я – случайно, она – по воле организации, по моей воле, так как организация и я обдуманно стремились избежать лишнего кровопролития. И я, глядя на великую княгиню, не мог не видеть на ее лице благодарности, если не мне, то во всяком случае судьбе за то, что она не погибла».
Суд над Каляевым состоялся в особом присутствии сената 5 апреля того же года. Речь его на суде была довольно патетической, он скорее обвинял, чем оправдывался, а последние слова звучали так: «Мое предприятие окончилось успехом. И таким же успехом увенчается, несмотря на все препятствия, деятельность всей партии, ставящей себе великие и исторические задачи. Я твердо верю в это, я вижу грядущую свободу возрожденной к новой жизни трудовой, народной России. И я рад, я горд возможностью умереть за нее с сознанием исполненного долга». В тот же день Каляева приговорили к смертной казни через повешение. Террорист был готов умереть, но все же подал кассационную жалобу. Сенат ее рассмотрел и отклонил. Удивительно, но и Елизавета Федоровна подала прошение царю о помиловании Каляева, которое также отклонили. 9 мая 27-летний Иван Каляев был повешен в Шлиссельбургской крепости.
Сергей
Великий князь Сергей Александрович, сын императора Александра II, около 14 лет занимал пост московского генерал-губернатора и восемь лет возглавлял Московский военный округ. Он был председателем Государственного исторического музея, руководил комитетом по созданию Музея изящных искусств (ныне – Музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина), возглавлял Императорское палестинское общество, целью которого была помощь русским богомольцам в паломничествах во Святую землю.
Служебную деятельность Сергея Александровича сложно назвать успешной и даже благополучной. В адрес великого князя очень часто и с разных сторон слышались угрозы физической расправы: кого-то не устраивало растущее влияние князя на императора Николая II; кто-то не мог забыть ходынскую катастрофу, в которой винили ее организатора – князя; рядовых москвичей не устраивала городская политика высокородного петербуржца, бывшего здесь чужаком. Он погиб, когда ему было всего 48 лет.
В тот февральский день его жена великая княгиня Елизавета Федоровна находилась в Николаевском дворце. Услышав взрыв, она бросилась на место трагедии. По воспоминаниям современников, Елизавета Федоровна напоминала помешанную. Упав на колени, она начала собирать в платок останки мужа, тихо приговаривая: «Господи, скорей бы, ведь он не любит беспорядок, он ненавидит кровь». Собравшиеся вокруг граждане решили ей помочь. Кто-то принес палец великого князя с обручальным кольцом, кто-то подал цепочку с нательным крестом. То, что осталось от генерал-губернатора, положили на носилки, покрыли солдатской шинелью, отнесли в Чудов монастырь и поставили близ раки святого Алексия. На площади осталась великая княгиня – на коленях, с немым вопросом в глазах: за что?
После февральской трагедии, продав драгоценности, Елизавета Федоровна купила кусок земли на Большой Ордынке, где по проекту А. В. Щусева был воздвигнут храм Покрова Пресвятой Богородицы. В белых монашеских одеждах она сама обмывала и перевязывала гнойные раны, ухаживала за неизлечимыми больными. Великая княгиня стала монахиней.
Великий князь Сергей Александрович был погребен в особом склепе Чудова монастыря в Кремле. В начале 30-х годов с уничтожением монастыря была разрушена и усыпальница над склепом. В 90-х во время ремонтных работ склеп с его останками был все-таки обнаружен. 17 сентября 1995-го после трехлетних усилий православного общества «Радонеж» останки Сергея Александровича были перенесены в Новоспасский монастырь и захоронены в подклете собора.
//Валерия ПАВЛОВА. «Страна.ру».
