Написанная ровно сто лет назад, пьеса «Вишневый сад» сегодня читается и смотрится как сверхсовременное повествование про умирающую классическую культуру и про новых хозяев жизни – совсем не обязательно хищных и наглых, но вполне готовых прийти на смену красиво и смешно уходящим прежним властителям дум. «Смешно»? Вас смутило это слово? А ведь Чехов называл свои пьесы комедиями, хотя веселого там и в самом деле все-таки мало. Но зато все правда: русские интеллигенты – да и, сказать по правде, русские вообще – жить толком не умеют, больше все разговаривают, прекраснодушествуют, мечтают увидеть небо в алмазах: ах, ах, рубить вишневый сад, как можно! И пальцем не шевельнут, чтобы что-то предпринять. Даже когда уже грянет гром, перекреститься как-то забывают.
Вот обо всем этом Чехов и написал, написал горькую и обидную правду. А прославленный режиссер Някрошюс взял и обо всем этом сделал спектакль. Что тут плохого?
Вопрос не риторический. Один мой знакомый книгочей как-то сказал, что Горький описывает людей с холодным любопытством, как биолог, глядя в лупу, описывал бы каких-нибудь козявок: взгляните, как забавно они там копошатся. Вон – что-то тащат. А там что они делают? А-а, совокупляются. Ну-ну. Интересно.
Не любил великий пролетарский писатель людей, хотел сказать мой знакомый, не любил.
Някрошюс, говорит Т. С. Злотникова, декларирует свою нелюбовь только к русским, хотя на самом деле даже их все же любит. Под всем остальным, сказанным Татьяной Семеновной, готов подписаться обеими руками, но вот тут моя рука дрогнула бы. Если это любовь, то, выражаясь языком милицейского протокола, в какой-то грубо извращенной форме.
Прежде всего: ничего нового в идейном смысле режиссер нам тут не сказал. Все строго по Чехову. И все предельно окарикатурено. По сцене мечутся, скачут, кувыркаются, засовываются в гимнастические кольца герои.
Никто не говорит, все только оглушительно орут, причем даже нормально стоять им нель-зя, надо стремительно бегать из одного конца сцены в другой. А уж если герой все-таки стоит на месте, он должен кричать и подпрыгивать. Чем выше, тем лучше. За счет этих невротических прыжков и физкультурных упражнений пьеса выросла до пяти часов с гаком, и чтобы досмотреть весь этот цирк до конца, нужно обладать солидным запасом мужества. Многие зрители этим мужеством явно не обладали и капитулировали задолго до финала.
Представляю, как презрительно хохотал бы им вслед сам Някрошюс, прибудь он в Ярославль вместе с труппой: ага, задело, поняли наконец, как я вас ненавижу?! А между тем вряд ли они поняли. Просто надоело.
Перед нами откровенная издевательская пародия, где все вроде бы на месте и все смотрится как гротеск, как клоу-нада, как фарс. Но фарс ведь по законам жанра должен смешить, развлекать, а тут все идет на полном серьезе, отчего спектакль постепенно начинает приобретать несомненные клинические черты. Становится тягомотно.
Режиссер включил в дей-ство запахи. Мысль хорошая, тем более что временами, явно вопреки замыслу, в зале ощущается запах серы и кажется, что вот-вот проездом с Патриарших прудов посреди сцены материализуется известный иностранного вида господин в берете и с разными глазами.
Актерам играть нечего, похоже, что такая задача перед ними даже и не ставилась. Да и как играть, если говорить своим голосом вам запрещено, а можно только вопить, визжать, верещать и голосить. Из этого пандемониума выпадает лишь Петренко, чей безупречный Фирс, создается впечатление, пришел из другого спектакля. Остается гадать, как ему удалось совладать с волей режиссера и не метаться по сцене, громогласно возвещая чеховский текст.
Все это немного напоминает то, что мы читали про постановки Мейерхольда. Но там, как я понимаю, была некая новая мысль, Мейерхольду совсем не хотелось что-либо пародировать, не говоря уж о том, чтобы выражать свою нелюбовь к зрителям и героям пьес. Мейерхольд создавал новый язык театра. А тут нам предлагают просто издевку.
Да не будет воспринята эта рецензия как призыв больше не приглашать в Ярославль литовскую знаменитость. Все яркие режиссеры интересны уже своей яркостью, а Някрошюсу в этом качестве никак не откажешь. И на его «Вишневый сад» было любопытно взглянуть. Один раз. А кому-то, может быть, и больше одного раза. Завороженные именем режиссера, оставшиеся в зале зрители впадают в мазохизм и радостно аплодируют: не так часто приходится присутствовать на шоу, где тебя столь воодушевленно топчут ногами. За твои же деньги.
//Владимир ЖЕЛЬВИС, профессор ЯГПУ.
