Он знает, как выжить в Большом

и поклонники. Сам он не против такой шутки, в которой есть для него изрядная доля истины. Не забывает, что родной город его супруги – певицы Ирины Кабардинской дал им приют в самые трудные для молодой семьи времена. Так и жил Андрей несколько лет: дом был в Ярославле, а работа – за триста километров. С недавних пор Григорьев – человек оседлый, столичный житель. Театр подарил ему квартиру недалеко от центра. Получил он ее без обычной для таких случаев доплаты – как нетрудно догадаться, в знак особых заслуг певца перед театром. Правда, теперь о них наши читатели знают в основном понаслышке. – Что поделать, Андрей Иннокентьевич, приходится довольствоваться слухами о ваших звездных успехах. Подчас слухами просто невероятными. – Что вы имеете в виду? – Идет молва о том, например, что вы пели и не раз по приглашению великого тенора Пласидо Доминго в спектаклях его оперной труппы в Вашингтоне. Или о том, что выступали вы в Лондоне, а сборы пошли в фонд помощи английским сиротам. Или... – Постойте, но это же не слухи. Я недавно дважды выходил на сцену столицы Соединенных Штатов – в «Чио-Чио-сан» и «Богеме». – Остался ли Пласидо вами доволен? – После спектакля он всякий раз заходил в гримировочную. С видом человека, действительно вполне довольного. Сцена в Вашингтоне по очереди предоставлялась двум составам – интернациональному и русскому. Я слышал от Пласидо, что мои соотечественники выглядели не хуже, и он уверен, что не ошибся, доверив им все партии в этих операх. – А что было в Англии? – Вместе с певицей Ириной Бикуловой мы дали концерт в «Королевском зале» лондонского Русского центра. Слушателей, главным образом, как мне показалось, знатных господ, пришло человек пятьсот. Отчисления от сборов – да, пошли в пользу сирот английской столицы. – Что важного еще произошло в вашей карьере в новом столетии? – Отвечу с одной оговоркой: не очень люблю слово «карьера». Мне больше по душе строки поэта: «...делаю карьеру тем, что не делаю ее». Среди важных ангажементов назову концерт в московском Гостином дворе с Монтсеррат Кабалье по программе «Мир детям». В рижском Домском соборе пел под орган Баха, Моцарта, Генделя, Гайдна. В Римской опере выступал в «Золотом петушке», дал концерт в Вене. Из зарубежных концертных гастролей назову итальянские и японские. Удалось добраться даже до Гонконга. Правда, я не заметил, что там высокую классику любят меньше, чем, скажем, в Италии, Японии или России. – Насколько востребованы вы в Большом? – Я там девятый сезон. В моем багаже – партии в спектаклях текущего репертуара, от «Евгения Онегина» и «Пиковой дамы», от «Фальстафа» Верди до «Любви к трем апельсинам» Прокофьева. – Про «текущий репертуар» что-то интересненькое расскажете? – Над заглавной партией в «Онегине» работали с Борисом Александровичем Покровским. Человек он мудрый, все самое главное понимающий про Пушкина, Чайковского и оперное искусство. Свои замыслы, не будучи актером, умеет он передать не только на словах, но и потрясающе выразительно в показах на сцене. Кстати, это было возобновление исторической постановки военных лет, где пели Норцов, Кругликова, Лемешев, Козловский. Брюки от фрачной пары из первоклассного бостона достались мне от самого Норцова и более поздних Онегиных – Кибкало и Мазурка. Посчастливилось пообщаться на репетициях и со знаменитым актером, режиссером, писателем Питером Устиновым. Он ставил у нас искрометную буффонаду «Любовь к трем апельсинам». – Мы вас по телеканалу «Культура» в облике очень смешного персонажа итальянской «комедии масок» Панталоне едва узнали... – Заслуга, главным образом, Устинова. В характере, темпераменте исполнителей – сужу по себе – он сумел обнаружить много такого, о чем артисты даже и не подозревали. – С перестройкой в Большом, знаем по прессе, наверное, лет десять не стихали «звездные войны», не раз менялось руководство. Обстановка там сейчас какая? – Самое худшее, думаю, позади. Но ведь труппа огромная, кому-то работы не хватает. Недовольные своим положением время от времени выпускают пар. Вечная тема. Но если у тебя каждый день уроки с концертмейстером, спевки, репетиции, если случаются авралы, как недавно у меня, когда пришлось через день петь семь спектаклей, то тут, согласитесь, не до интриг. – Не поделитесь ли какими-то фирменными секретами выживания в одной из лучших в нашем Отечестве оперных трупп? – В цене в этих стенах такое свойство мастерства, как его надежность. Стараюсь всегда быть в хорошей, прежде всего вокальной, форме – тогда и будешь востребован. Но если случается выходить на сцену раз в месяц, трагедии из этого стараюсь не делать. – Как удается вокальную форму поддерживать? – У певцов ведь как? Съел ананас – горло перехватило. Таблетку анальгина принять от головной боли не имею права – как и но-шпа, голосовые связки расслабляет. В день спектакля на первом месте у меня гречка с подсолнечным маслом. – Простуды боитесь? – Она беде подобна. И опять же, вкус вина забыли, позволяем себе только в отпуск. – Чем дух поднимаете? – В Москве у нас постоянный источник радостей и тревог – дочь Ксения. Ей сейчас пятнадцать, учится в православной школе Иоанна Богослова в Кунцеве. Укрепляем дух поездками по святым местам. Чтобы ни от кого не зависеть, поднапряглись и накопили на «Тойоту». Не новая, но транспорт вполне надежный. – В Ярославле часто бываете? – Поем на Собиновских фестивалях, а кроме того, благотворительные программы с ансамблем нашего друга Владимира Агафонова «Золотые купола» в Мелиховском детском доме около Тутаева, в Большом Селе – в родных краях легендарной Параши Жемчуговой. Стараюсь не пропускать проектов фонда Ирины Архиповой, я ведь был его первым лауреатом. – Не Ирина ли Константиновна вас так вдохновила, что вы в середине 90-х, помнится, подряд выиграли чуть ли не с десяток международных конкурсов? – Если быть совсем точным, то семь. Мы с Архиповой познакомились на одном из них в Варшаве. Я тогда услышал от нее просто царскую похвалу. Ирина Константиновна сказала, что мой баритон по тембру похож на голос Павла Лисициана – это же один из моих кумиров. – Не возгордились? – Учусь смирять дух. Помогает в трудную минуту. Недавно в Ярославле у Ирины умер отец, а у меня в Иркутске – мама. Ничего, справились. Мы с женой люди православные. Венчались в церкви села Телищево, недалеко от Туношны. По дороге из Москвы в Ярославль есть у нас несколько любимых мест. В Переславле-Залесском обязательно заходим в Никитский монастырь, к роднику Никиты Столпника. Этот святой источник известен 900 лет. В Ярославле пели на службах в Толгском монастыре, в храме Параскевы Пятницы на Туговой горе, бываем в гостях у настоятеля этой церкви отца Димитрия и матушки Галины. Владыка Кирилл как-то предложил мне: дескать, хоть завтра рукоположим в дьяконы. Так что для нас Верхневолжские края – сами по себе верное средство от всех бед. Когда душа не на своем месте и находится свободное время, садимся в машину, и вперед, по Ярославскому шоссе на север – за радостью и покоем. Беседовал