Александр Пороховщиков – чекист-аристократ

Александр Пороховщиков – режиссер, сценарист, продюсер, но главное – сыгравший более 40 ролей. Его привычное амплуа – жесткие, молчаливые, серьезные люди, настоящие мужчины. Казалось, что и в жизни он немногословен и мрачноват. Но Александр Шалвович оказался милым, приветливым и абсолютно открытым человеком. А по натуре – «безнадежным» лириком. Поводом для встречи послужили не только его роли в кино, но и «некруглый» юбилей, с которым его поздравил Президент России. Недавно актеру «стукнуло» 65. С этой темы и началась наша беседа. – Ощущаете ли вы свои годы? – Нет, я даже стал бояться другого: стал молодеть. – Чем вызвано такое состояние? – Любовью. У меня замечательная супруга – Ирочка. Ее преданность и дает силы, поддерживает меня и окрыляет. Сейчас проявление доброты, теплоты – это редчайшая вещь. Я отношусь к тем людям, которые начинают просто умирать, когда нет добра. Если, например, на природу не выезжаешь, не дышишь лесом, воздухом, начинаешь сохнуть. – Вы когда-то сказали, что актерская профессия вам позволила вернуть былую славу семье. Что имелось в виду? – Мой дед был расстрелян в 1941 году. И я видел, как ночами плакали мои бабушка и мама. Произносить фамилию Пороховщиков было нельзя. Меня это задело. Я решил восстановить справедливость: ведь дед, как и многие другие, ни в чем не был виноват. И я задумался, как восстановить его доброе имя. И мне показалось, что актерская профессия даст возможность быстрее опубликовать, расширить знания про фамилию. Так и случилось. Хотя я никогда не собирался в актеры. – А «в кого» собирались? – Я учился в мединституте, три курса закончил и потом вернулся обратно в Москву. – Не жалеете, что бросили медицину? – Нет. Хотя она мне помогла в актерской работе. – Каким же образом? – В работе над ролями. Например, надо сыграть старичка: это совершенно другое мышление, сердцебиение другое, другой внутренний ритм жизни. Ты стараешься найти внутри него старческое. Тогда и руки по-другому начинают двигаться, и ноги, и губки начинают отвисать, и глазки другие. И ничего придумывать не надо – это все медицина! – Вернемся к кино. Мы говорили о ваших дворянских корнях, репрессированном и расстрелянном дедушке. Вам не претило сниматься в роли председателя Губ ЧК в знаменитом михалковском фильме «Свой среди чужих, чужой среди своих»? – Я благодарен Никите Михалкову за то, что он мне доверил эту роль. Ведь мой герой – это не кондовый коммунист, а чекист. И если вы помните, там были сцены, когда они очень сомневались в том, что делали. Таким же был мой герой в спектакле Театра Пушкина «Закон вечности» по Нодару Думбадзе – Бачана Рамишвили. Спектакль начинается с того, что он лежит в больничной палате и к нему является Иисус Христос. И коммунист спрашивает у Иисуса Христа, как жить дальше. Вот это настоящий коммунист, потому что он живой, он – не колонна, которая стоит на одном месте. Он понимал, что иногда можно и ошибаться. – И ваш председатель Губ ЧК был таким же? – Таким же ранимым и искренним. Ведь те люди искренне верили в идею. Да, она не состоялась, но люди верили, ведь без веры жить невозможно. Поэтому, когда хают то время, я не всегда соглашаюсь. Да, в то время было много страшного, но было много интересного и хорошего. – Часто сравниваете с нынешним? – Даже сравнивать не буду. Сейчас вообще другая жизнь. Сейчас мы на другой планете. А тогда жизнь была самая прекрасная для меня, потому что там были мои мама, папа, бабушка, дедушка, собачки. Там тепло было, хотя рядом страшные вещи творились. Но тем не менее жизнь двигалась, были спектакли потрясающие, талантливые фильмы. Пускай герои в них иногда были идеализированы, но мы отбрасывали идеологию и видели человека, который совершает определенные поступки. – Вам однажды предложили сняться в роли Ленина, но у вас было свое видение этого человека. – Я много читал и знаю, что такое Ленин. Это гениальный человек, но в нем было сатанинское начало. Потому что идея, даже если она хорошая, которая воплощается через кровь людей, это – от сатаны. Вы не имеете права отнять жизнь даже у комара. Птицы для этого есть. «Собкор».