Михаил мамаев: «моя профессия – бабник»

в эротический сериал «Дневники красной туфельки», «диагноз» окончательно определился: Михаил Мамаев – бабник! – Миша, признайся, наверное, с детства дергал девчонок за косички и писал им любовные записки? – В детстве у меня были другие увлечения, я готовил себя к подвигам. Мечтал стать разведчиком. Помню, был момент, когда я занимался сразу в пяти секциях: карате, картинга, легкой атлетики, горных лыж и плавания. Но потом мои родители решили, что для будущего мужчины интеллект важнее, и отдали меня в спецшколу английского языка. – Что для разведчика тоже немаловажно, как, впрочем, и то, что потом ты поступил в МГИМО – прямая дорога за рубеж. Шпионь сколько хочешь! – Ну, да. Вот только отказался я от распределения за границу и остался в Союзе – полетел на Север. В это время я уже заболел театром и мечтал только о сцене. Начал ездить по стране, выступать со своими стихами и однажды... Однажды я шел по улице Горького и встретил ее... – Ну вот, слава богу, появилась таинственная незнакомка, а то мы уже стали подумывать, что миф о твоей любвеобильности всего лишь выдумки поклонниц. – Она была ассистенткой режиссера в антрепризном спектакле «Калигула», где я и получил одну из главных ролей. Спектакль пользовался сумасшедшим успехом. На этом творческом подъеме я даже поступил в «Щуку». Мне все давалось легко: девушки, деньги... Последние быстро тратились на первых и снова запросто зарабатывались – сплошной карнавал любви, вина, веселья. Как-то мы отмечали десятый спектакль «Калигула» в ресторане Дома актеров – это было еще до пожара. Как всегда, изрядно выпили. Я танцевал на столе... – Не иначе эротический танец? – Ну, что-то вроде. Ко мне подошла Светлана Дружинина... А через пару дней мне предложили роль в «Гардемаринах». – Здесь попахивает служебным романом? – Мне повезло, что я познакомился с этой женщиной. Она меня буквально за руку привела в кино и сразу заявила: «Либо съемки, либо твоя учеба». Пришлось оставить Щукинское училище. Я уважаю эту женщину, поэтому мы и работаем много лет вместе. Служебный роман здесь ни при чем. В то время я сильно увлекся своей партнершей Кристиной Орбакайте. Мое сердце было разбито вдрызг. С одной стороны, я боялся к ней подойти, она была для меня недосягаемой звездой, а с другой стороны, я чувствовал и ее симпатию ко мне. Такие отношения неизбежны, если ты «играешь любовь». Чтобы глаза светились страстью, нужно испытывать нечто подобное. Тогда я еще не был профессиональным актером, поэтому сюжет пропускал через себя, не играл, а проживал своего героя. Вообще, мне многому пришлось учиться. Помню, как меня обучали верховой езде: посадили на лошадь, показали, на что нажимать, за что дергать, ну и... Сбросила меня лошадка сразу. Потом мне объяснили, что с лошадью надо как с женщиной – давить на нее своей волей. Я подошел к лошади, уперся лбом в ее огромную морду и говорю: «Ты поняла, кто здесь хозяин?» И сразу обучение пошло нормально. Но все-таки о лошадях у меня не самые приятные воспоминания: во время съемок фильма «Гардемарины-3» моя лошадь наступила на человека. Снимали сцену, где я веду эскадрон в атаку. Вокруг взрывы, дым. Что-то там у пиротехников не сработало, и взрывпакет рванул прямо под копытами моей лошади. Она испугалась, дернулась в сторону, сбила актера из массовки и прошлась по нему. Зрелище отвратительное. – Миша, с женщинами ты поступаешь так же, как с лошадьми: давишь собственной волей? – Не всегда. Женщина – это тонкий механизм. Иногда достаточно одной улыбки – и она твоя, а бывает, рассыпаешься перед ней в любезностях, одариваешь цветами и подарками, а она неприступная, как Брестская крепость. – Какие женщины тебе нравятся? – И блондинки, и брюнетки, и полные, и худые – всякие. Если делить женщин на категории, то невольно уподобляешься покупателю, выбирающему животное или товар по каким-то потребительским признакам. В женщине главное – живой огонь в глазах, родственная душа. Когда понимает она тебя с полуслова-полувзгляда. Когда она в любовь – как в омут с головой, не думая о последствиях. Даже если эта любовь продлится недолго. Женщины все прекрасны! – Тебе приходилось бросать все ради женщины и мчаться за ней на край света сломя голову? – Однажды я бросил свою коммерческую фирму, сел в автомобиль и уехал в Турцию к своей любимой девушке, она работала в Стамбуле в модельном агентстве. Остался там надолго. Сразу подвернулась работа, меня приглашали сниматься в рекламе, в музыкальных клипах. Потом благодать закончилась, и я был вынужден работать барменом. – Может быть, стоило вернуться в Россию? – И бросить любимую? Обычно меня оставляют женщины, а не я их. Наверное, мне не хватает решительности сделать первый шаг к разрыву. Это удел мужчины – сносить удары любви. – И твоя подруга не стала медлить с нанесением такого удара? – В это время со мной произошел красивый, как фейерверк, роман с одной богатой турчанкой. Она частенько заглядывала ко мне в бар, и однажды мы уехали вместе... Это был потрясающий эпизод в моей жизни, я совершенно потерял голову. В результате и любимую потерял, и с красавицей турчанкой расстался. Вот тогда-то я и вернулся в Москву и все кипевшие во мне переживания выплеснул в книгу. – Как ты оказался в «Дневниках красной туфельки»? – В Москве проходил кастинг, меня отобрали... – Скромник ты наш, наверное, опять танцевал на столе? – Да нет. Я читал сценарий, увлекся и несколько фривольно погладил переводчицу, за что и был наказан... утверждением на роль. – Каковы твои впечатления от съемок в американской эротике? – Съемки в американском кино – неважно, эротика это или другой жанр – совершенно несравнимы с отечественными. Там нет никаких технических, организационных проблем, я имел возможность думать только о творчестве. Если в кадре ко мне на руку должен был сесть голубь с записочкой, то он садился именно на руку. У нас бы на такую сцену ушло несколько дней, а у американцев даже птички работают четко. – Во время эротических сцен не возникало желания посмотреть в зеркало: «Как я смотрюсь, красиво ли двигаюсь, а выражение лица соблазнительное?» – Это чисто женский вопрос. За всеми этими моментами следят режиссер, оператор, осветитель и множество других профессионалов, а моя задача – быть убедительным в любви, в ласках, в нежности. Хотя, конечно, самолюбование – чисто актерская черта. – Интересно, что испытывает мужчина, который занимается любовью на виду у всей съемочной группы? – Когда прикасаешься к телу женщины, когда видишь ее глаза, чувствуешь ее дыхание возле своего виска, обычно забываешь о том, что рядом еще кто-то есть. – Похоже, и здесь без романа не обошлось. – Это был головокружительный роман с моей партнершей, не хочу называть ее имя, чтобы не компрометировать, но скажу только, что два съемочных месяца превратились в настоящий праздник любви. Я уже не понимал, где кино, а где реальность. К сожалению, и этот роман был обречен. – Как ты переносишь «крушение любви»? – Очень болезненно. Я сильно привязываюсь к любимому человеку. Но, как правило, из депрессии меня вытаскивает новое чувство. – Ты не чувствуешь себя бабником? – Пожалуй, и Пушкина можно назвать бабником. Но если состояние влюбленности помогает в творчестве, то разве это порок? Катерина РОМАНЕНКОВА, Татьяна АЛЕКСЕЕВА. «Киноэксперт. ру».