Отмечать – чуть не написала праздновать, но вовремя поняла кощунственность этого слова – пятилетие 11 сентября телевидение начало загодя. Еще в предыдущее воскресенье, 10 сентября, показал Первый канал фильм со странным сочетанием цифр.
Какоето время назад нас приучили к тому, что телефон службы спасения в Америке на все случаи жизни один – 911. И вдруг создатели некоего документальноигрового дайджеста авиационных терактов показали фильм, название которого обозначено «9/11». Ну, понятно, по принятому в мире принципу месяц идет раньше числа, сентябрь – девятый месяц, число, как известно, все то же, одиннадцатое.
Неужели недоглядели? Трудно поверить. Значит, специально так сделали, чтобы у публики вместо чувства защищенности, вместо надежды при виде этих цифр, ставших роковыми только и именно для США, теперь рождались страх и чувство безнадежности перед лицом смертельной опасности?
Что же, это стало великолепным пропагандистским акцентом, который ударил по тем, кто все же досмотрел фильм – вялый, плохо снятый в павильонах с тесными и невыразительными крупными планами, однако в высшей степени политкорректный с точки зрения традиционного набора лиц разного цвета и разреза глаз, поскольку в башняхблизнецах кого только не было. Правда, никому из создателей фильмов и телепрограмм, никому из комментаторов не пришло в голову лежащее на поверхности сравнение этих башен с другой, единственной в своем роде, Вавилонской. И не всемирная, а исключительно американская трагедия лишь в силу дидактических реплик и натужных призывов к единению была подана как апокалипсис, который, как известно, не имеет местного колорита.
То же – и в фильме, идущем все по тому же, Первому, вот уже вторую неделю, причем по длительности это будет нечто вроде «Сантабарбары» или «Твин Пикс», ибо, начавшись в 2004 году, съемки все еще в разгаре. Это я о сериале «Остаться в живых». Здесь, как и в разрушенных реальным терактом башнях, есть негры, китайцы, но есть и араб, не говоря уже о светлокожих «гегемонах». Только в силу своего пребывания на берегу океана после авиакатастрофы они больше похожи на «пассажиров» Ноева ковчега.
В американском игровом сериале наверчены воспоминания о проблемах и преступлениях каждого из бывших пассажиров, мистические и растительноживотные ужасы их пребывания в джунглях (там даже белый медведь затесался). То есть приняты все меры для того, чтобы держать внимание уставших за день от своих городских, бытовых, деловых проблем зрителей, причем не только женщин, как принято считать в отношении традиционной аудитории сериалов, но и мужчин.
Однако эта вымышленная катастрофа трогает уже не слишком сильно – привыкли! Меня поймут те, кто хотя бы фрагментарно смотрел несколько циклов нашего родного «Последнего героя», где выбывание из игры было не смертельным, хотя и обидным. Это тоже был своего рода сериал о целях и способах выживания. У меня он почемуто ассоциируется с двумя другими нашими сериаламидолгожителями: попсовой «Фабрикой звезд» на Первом же канале и вялотекущим в направлении спален «Домом» и «Домом2» на канале ТНТ. В некоторых случаях борьба на (или за) выживание касается, на мой взгляд, не столько участников проектов, сколько зрителей: выдержат или нет. Дотерпят или сломаются, разозлятся и выключат или переключат свои телевизоры?
Тем не менее «они», наблюдающие мир из своего далека, готовы и с Россией поделиться толикой катастрофических предчувствий, признать и за Россией право на страдание. Сделано это было на прошедшей неделе в какомто совершенно случайном контексте, но так странно и забавно, что требует отдельного комментария.
Российский монстр – революция 1917 года и то, что ей предшествовало и за нею последовало, – стал важным «персонажем» французского трехсерийного документального фильма «Век Станиславского», сделанного к юбилейной дате нашего корифея, в 1993 году (Константину Сергеевичу тогда исполнялось 130 лет). Казалось бы, святое искусство, ни тебе взрывов (хотя о цареубийцах там упоминается), ни тебе необитаемых островов с ползучими и прыгучими гадами (но остров Капри, куда «сбежал», по версии авторов фильма, писатель Горький, фигурирует). Фильм о русском театре тем не менее полон политической дидактики и нагнетания тревожного состояния, что нетрудно, поскольку коллизия его строится вокруг сложных и все менее дружественных отношений Станиславского с его соратником НемировичемДанченко.
Казалось бы, творческие страсти в клочья. Но без хохота смотреть эту сагу было невозможно. Ну уж, увидели «они» судьбы «нашего» искусства – так увидели! Я представила себе, как в старых и относительно недавних телепрограммах вели рассказы о Шекспире А. Аникст и А. Бартошевич, как повествует о западных звездах В. Вульф: каждый факт, дата, персона тысячу раз выверены и авторами, и редакторами. Здоровый академизм торжествует и иногда теснит популярность изложения.
Но это – наша, российская школа интеллектуальной деятельности. Милейшим французам все равно: в одной связке, где перечисляются людисимволы начала ХХ века, оказываются Маркс и Фрейд (время их жизни, степень их известности в России – все совершенно разное, но это неважно...) «Им» все равно, кто оказывается в кадре: говорят о разгромной речи Жданова по поводу советского искусства, а показывают пламенного оратора Кирова; описывают постановку «Ревизора» у Станиславского (простите за детали, первая редакция была в 1908 году, о ней, собственно, и речь), а в кадре, поскольку в восьмом году ничего не записывалось, – постановка и вовсе не Станиславского, а Мейерхольда, сделанная в 1926 году... Ну и назову, минуя кучу других нам заметных, а французам неважных нелепостей и несовпадений, – чудные сведения о том, что любимый ученик Станиславского Вахтангов умер в 29 лет, тогда как на самом деле – в 39.
«Они» лелеют свои ужасы. И снисходят до признания того, что «у нас» тоже бывает не все в порядке. Причем если речь об «их» катастрофах, то вина лежит на стихии, природной или воплощенной в злых человеческих устремлениях. Если речь о «наших» проблемах, виноваты наивные и нелепые люди, которые не могут правильно (очень важное слово, в «их» лексиконе) устроить свою жизнь. Погрязли, мол, в мелочах жизни. Два мира... Две юности... Когдато мы это уже слышали.
Татьяна ЗЛОТНИКОВА, доктор искусствоведения