Они не пришли: корреспонденты ярославских газет, радио, телевидения, с которыми актер готов был общаться в 9-30 вечера, показав второй раз после Московского дома музыки новую программу, – какую еще никогда не показывал публике. Не знали (беленькие афишки на стендах не бросились в глаза)? Не были специально приглашены?
Они не пришли: посетители шоу обнаженных мужчин, покупающие билеты на порядок дороже, чем были здесь (а здесь самые дорогие были – по 250 рублей), любители секондхэндовских, завозимых из столицы после отработки там спектаклей про то, о чем детьми хотели спросить, но были бы за это выпороты...
И правильно сделали! Не потому, что не поняли бы. Понять смысл пушкинских строк, которыми Юрский открыл свой концерт, появившись в традиционном цилиндре, и даже смысл иронического сочинения Нобелевского лауреата Бродского, посвятившего театральную пародию этому актеру, – было бы всем им вполне по силам. Как по силам было бы пройтись вместе с актером по годам его памяти, вместе с ностальгическим вальсом, вместе с предвещавшим советский путч цирковым маршем, исполненным в «дурацком» пестром колпаке с бубенчиками, вместе с кадрилью про справедливую судьбу, заставившую понять: «на всех не хватит никогда ни славы, ни благополучья».
Тем, кто так и не пришел на этот концерт, труднее было бы понять: почему мастер с мировой славой, репетирующий в популярном московском театре «Школа современной пьесы» спектакль о Сталине, которого сам же и играет (для тех, кто на концерте был, добавлю – пьеса парадоксального, лирического драматурга Иона Друцэ), приезжает электричкой в Ярославль, чтобы следующим утром вернуться в Москву на прогоны? Почему, имея в репертуаре 50 авторов – от Пушкина до Бродского, от Зощенко и Булгакова до Шукшина, – человек в возрасте под 70 решился на авантюрный эксперимент и сделал программу «от первого лица»? Гордыня – вот оно, мое место в ряду великих? Скука – все познал, осталось познать самого себя? Потребность в общении – мы с вами все еще нужны друг другу?..
Думаю, именно последнее объясняет поездку на один день, в слякотные снежные заносы, в город, не подготовившийся к торжественному приему мастера мирового класса.
И тогда возникает второй вопрос: почему из сотни городов Советского Союза, где бывал прежде, – именно Ярославль? Кострома, Тверь, Иваново, наконец, родной Питер заняли бы столько же времени.
Да потому, что ОНИ пришли.
Пришли зрители – не только те, кто бывал на его концертах лет 30 назад. Лица были и более молодые, они принадлежали тем, кого тогда еще либо просто не было на свете, либо они были младенцами. Те, кто ездил в Москву на его концерты в Зале имени Чайковского и прорывался туда сквозь череду спрашивавших от поездов метро лишний билетик.
Пришла коллега, которой Юрский трогательно отдал дань в начале и финале концерта, артистка нашей филармонии
Э. Волгина. Он вообще умеет отдавать дань дружбе, любви, памяти: так прозвучали стихи-диалог с другом, С. Маркишем, выдающимся ученым, умершим ровно год назад. А финальным аккордом концерта стал гомерически смешной рассказ, наполненный лицами и рожами, массой сыгранных одним штрихом троллейбусных наблюдений; это был привет (любимое слово Юрского – ласковое выражение приязни и единомыслия) родственнику и другу, тосковавшему в скучном Лондоне о нежных булочках Австрии, но освободившемуся от вечного раздражения в родном троллейбусе на пути к Исаакиевской площади.
Концерт Юрского был специально подготовленным приветом Ярославлю. В отличие от московского варианта он, по просьбе здешнего филармонического руководства, шел в двух отделениях, и потому его программа была расширена. Напевая полный нарастающей тоски вальс о том, как «полгода уже каждый день убавляется день», тоскуя о жизни, которая движется к концу с самого ее начала, Юрский вставил, – как он сам до этого говорил, в духе Серебряного века, – мелодекламацию с быстрыми, словно бы самому себе адресованными репликами о темноте рассвета, с которым выехал сегодня из Москвы, и о сумерках, которые наступили почти сразу по приезде в Ярославль. И, упоминая об экспрессе, уносившем его в Женеву, где он играл на французском языке в их настоящей (добавлю, не чета нашим однодневкам) антрепризе, – тоже сослался на Ярославль: там 700 километров длились столько же, сколько наши, от Москвы...
Разумеется, зал был полон. Цветы, подарки, нежное взаимопонимание знакомых и чужих людей были органичны для этого концерта, как и для всех – в разные, в том числе и худшие времена, в разных, в том числе и лучших залах. Юрский много пишет о временах, которые неотвратимо приходят, и уже не хочется думать о будущих. Времена, действительно, пришли. Но пока на этот концерт пришли люди – Юрский и его зрители, читатели, единомышленники.
//Татьяна ЗЛОТНИКОВА, доктор искусствоведения.
