Жужжит, да не жалит
Давний шок (дело было в начале перестройки) вспомнился сейчас просто «в тему». Речь о том, каким сильнодействующим средством может стать музейный экспонат из истории наших дней, если его в сторону зрителя сумеют поточнее «навести».
Не знаю, пугает ли все так же «шмайсер» публику в бывшем музее революции, но могу предположить, что ничего подобного, никаких таких конфузов ни с кем из зрителей в ярославских музеях, скорее всего, не случится.
Они предпочитают не слишком беспокоить пережитым нашу память. Не впервой говорится, что современность у нас в музеях как пчела без жала: жужжит, а укусить – слабо. В дни недавнего визита на Верхнюю Волгу президиума Союза музеев такую широко распространенную странность объяснила за всех как раз директор Музея современной истории России Галина Шумная.
– Начиная с перестройки изучать советское прошлое считалось в музеях занятием неприличным. Будем исправляться, – обнадежила она.
В чем именно собираются следовать сему ярославские коллеги московской гостьи и собираются ли вообще – большой вопрос.
Что-то не видно, чтобы, например, музей истории города хоть как-то отреагировал на критику нашей газеты за преизбыток всяческой бутафории в современных экспозициях, открытых в середине 90-х годов. Все остается как было. Гражданская война представлена новоделом с иголочки – мундиром с портупеей, неизвестно кому принадлежавшим, а Великая Отечественная удостоилась лишь безыскусного «лирического воспоминания» о тыловом быте, ни к селу ни к городу украшенного сусальным букетом бумажных цветов на «подоконнике».
Нэп, политические репрессии, послевоенная стройка, хрущевская оттепель изображены там декорациями из фотоколлажей при почти полном отсутствии подлинников. Быт эпохи застоя иллюстрируется ни о чем не говорящей типовой обстановкой квартиры неизвестного горожанина, а ярославский Народный фронт, о чем давно книжки пишут, удостоился только легковесного песенного лозунга «Всех, кто честен душой, мы зовем за собой».
Дырка на знамени
Нет, говорят, и не предвидится постоянной современной экспозиции в музее-заповеднике на Богоявленской, 25, с его крупнейшим собранием вещей и документов из истории ХХ века. Ни один музей, кроме разве что столичных, не имеет монографических фондов (от Н. Морозова и Н. Подвойского до В. Терешковой) такой полноты коллекций политических листовок начала столетия, писем с фронтов двух мировых войн, знамен Великой Отечественной.
Те знамена, к слову, попали сюда, понятно, отнюдь не как образцы изделий строчевышивальной отрасли. С ними, развернутыми, в бой ходили. На одном из них хранители насчитали семьдесят (!) пулевых и осколочных пробоин.
По неосвещенным залам с пустыми планшетами не доживших до нового столетия экспозиций «советского периода» пропутешествовали мы с и. о. заведующего отделом современной истории и социальных проектов Дарьей Работновой.
Причину их демонтажа в музее объясняют по-разному: от «устарели» и «сюда переведут фонды» до «смотрителей не хватает». Ясно, что монастырские кельи – не самое лучшее место для отдела хранения, и насчет смотрителей с их смешными зарплатами спорить тоже не приходится.
Устарели ли? В чем-то наверняка – да. Но, помнится, репутация у этих залов была добрая и среди зрителей, и среди самих профессионалов, так что экспозиция, может быть, и не заслуживала, чтобы с ней поступили столь круто, к тому же ничего не предлагая взамен.
Строили ее долго, с конца 70-х, но перестроечные веяния в ней все же чувствовались. Она открывала новые темы, в том числе и прежде запретную мологскую. Впервые музей показывал эстонские ансамбли. Их работу в Ярославле военные историки сравнивают с исполнением в блокадном Ленинграде Седьмой симфонии Шостаковича.
На три четверти, а то и больше, экспозиция состояла из подлинников, а лучшими экспонатами дорожили и гордились. Через их «крупные планы» музей старался заинтересовать зрителя неординарными людскими судьбами. Оплавленный кусок кирпича из стены Брестской крепости показывали встык с фото, амуницией ее защитника Константина Касаткина. Внимательному человеку не надо было объяснять смысл такого контраста: от огнеметного жара плавились кирпичи, а гарнизон все держался.
Как трактор в ловушку попал
Художники-проектировщики уже тогда учились извлекать из экспоната эффект, описанный в начале этих заметок. Таким приемом удавалось заострить любую самую мирную тему. Между двух покрышек ставили дизель, собирали оснастку из тормозных колодок и мотков кабеля. Получался «грузовик» без кабины и кузова, похожий на некогда знаменитую ярославскую семитонку. На ее ускоренный выпуск была завязана после войны чуть ли не вся местная индустрия.
Автоагрегату придавали ракурс подинамичнее, и он как бы прямо с конвейера «выскакивал» на простор из дальнего угла музейного зала.
Новой современной экспозиции в планах музея-заповедника нет, сюда со временем переведут хранение, а кельи откроют для зрителей. Кто бы возражал. Только с неспокойным сердцем стоял я перед любимцем нескольких поколений сотрудников и моим старым знакомым – трактором ХТЗ, 1930 года выпуска.
Никто не знает, где и когда увидят его зрители. А сколько всего «привез» этот трудяга в отечественную историю, став одним из главных героев драмы гибели крестьянского уклада, – бедственных последствий ее и на долю наших внуков хватит. Привез этот тяжеловес в деревню человека с чужой для нее психологией наемного рабочего. Но и открыл невиданные времена для самого земледельческого труда.
Кому теперь стальной конь с верным своим сотоварищем – плугом напомнит, что в наших краях еще при комбедах учили уму-разуму конструкторов пахотной и уборочной техники, а позже выпускали и первых в губернии и во всей центральной России трактористов-механиков? Где в музеях области есть что-нибудь о том, что нынешний Ростовский сельхозколледж давал азы механики будущему изобретателю первого самоходного комбайна Ивану Иванову и что здесь многие годы преподавал исследователь и испытатель плугов Владимир Колчин?
Вплоть до 60-х годов ходила Москва на поклон к Владимиру Васильевичу, когда требовалось проверить, как ведет себя в поле на разных скоростях какой-нибудь доселе невиданный трехкорпусный плуг с винтовыми отвалами.
Старые солдаты обижаются
Но кто же будет жалеть о каком-то там тракторе, если не годами, а целыми десятилетиями никак не вырисовывается в Ярославле замысел с открытием музея или парка техники? Сказать, с каких времен вопрос завис в воздухе? А с тех, каких нынешние шестнадцатилетние вообще не помнят, когда с волжской Стрелки таинственным образом исчез, погибнув под пламенем автогена, красавец воздушный лайнер Ту-104. Чем он перед чиновниками провинился, так и осталось неясным.
Однако же продолжение следует. На заросшем подворье в частном секторе за Волгой доживают свое, догнивают под открытым небом с десяток автобусов и грузовиков, спасенных Сергеем Левочкиным и его друзьями, умельцами-технарями. Есть там седельный тягач «Колхида» – таких будто бы в городе осталось только два, есть такие музейные редкости, как самодельный трехколесный вездеход на зиловских камерах или полугрузовой автобус с мотором от довоенной эмки – на старости лет служил базарным ларьком где-то на Нефтестрое.
Отчаявшись найти единомышленников поближе, «левши» про музей написали на самый верх – в приемную президента страны. Ответ почему-то пришел из Министерства образования: мол, мысленно мы с вами, а помощи просите у местных властей – в общем, круг замкнулся.
По такой же безысходной траектории продолжает крутиться замысел музея политрепрессий: материал собран – показывать негде («Северный край» не раз писал об этом). Дальше разрозненных призывов к учителям собирать экспонаты не продвинулось дело и с музеем образования. Пока общественность прорабатывала идею писателя Бориса Сударушкина открыть литературный музей, в его родном Семибратове сгорела сараюха с беспризорным архивом лермонтоведа и поэта Олега Попова.
Не востребован после кончины хозяина архив фотографа Анатолия Скворцова с кадрами из двух сотен постановок волковцев. Без них вряд ли возможно представить реально историю ярославской сцены за последнюю четверть века...
В обиде ветераны Великой Отечественной. Полнометражной экспозиции, ей посвященной, в Ярославле нет даже в музее боевой славы. На развернутой там сейчас большой выставке о ратном труде России со времен Александра Невского и Куликовской битвы намедни балагурил один зритель с белыми висками.
Дескать, спасибо, конечно, за хорошую выставку и что не забыли о его фронтовой юности, такой теплый блиндаж отгрохали, аж с железной печкой.
Кашлянул в кулак:
– Правда – да будет всем известно – мы не только в блиндажах грелись, а еще и в атаку с ветерком ходили.
Не очень-то веселая шутка получилась у старого солдата.