В спектакле Самарского академического театра драмы «Амадеус» по пьесе Питера Шеффера – особая, напряженная атмосфера. На одре смерти Сальери (Александр Амелин) признается в том, что отравил Моцарта. Он пытается докричаться до мира... Свершилось ли преступление на деле? Раскаивается ли Сальери в содеянном? Монументальный, грузный, обрюзгший, в ночном колпаке, в инвалидной коляске, страдающий недержанием мочи, Сальери – Амелин показывает своего героя у последней черты.
Эта шаткость бытия, неблагополучия мира в целом – лейтмотив спектакля. По сути «Амадеус» Шеффера – широко развернутые и чрезвычайно субъективные авторские комментарии к пушкинской пьесе. И Шеффер, и режиссер спектакля Валерий Гришко по сути дискредитируют Моцарта, нарочито выпячивая его шалости и плотские утехи, вкладывая ему в уста сорную лексику (мотивы «задницы», «ночного горшка» и прочего постоянны). И все-таки лучшие моменты спектакля, когда Моцарт – Олег Белов, преодолевая авторскую и режиссерскую волю, творит на наших глазах, импровизируя за инструментом, смеясь над моделью сальерианского творчества: тоника-доминанта, тоника-доминанта... И когда Констанция – Лариса Супрун в истерике вскакивает на стол и от неизбывной тоски, нищеты и голода заходится раздирающим душу воплем, Моцарт извлекает из этого крика мелодический строй и гармонию. Он пытается гармонизировать жизнь.
У Пушкина высшие критерии искусства и человечности совпадают. У Шеффера – нет.
Артисту Александру Амелину (на протяжении трех с половиной часов не сходящему со сцены) в этом спектакле выпала сложнейшая миссия. Огромные монологи, обвинения прокурора и ритора, рождающиеся сценарии заговоров, заклинания... Надо отдать должное – актер выстоял, не рухнул под тяжестью этого риторического бремени, которое дано его персонажу. Сальери по воле постановщика сначала комментирует собственные замыслы, а потом иллюстрирует их. Он монументален и статуарен, поражает мощью и грандиозностью, особенно когда является к Моцарту в образе Рока, Командора, Гибели. Редки мгновения Сальери-человека, прорывы к самому себе, изначальному, подлинному. А это значительно обогатило бы и расширило рамки образа.
Режиссер-постановщик мольеровского «Тартюфа» в Нижегородском академическом театре драмы, народный артист России Анатолий Иванов пересматривает привычного и знакомого героя. «Этот герой чаще всего трактовался очень однолинейно: гнусный лицемер, ханжа в рясе. Но ведь когда характеристика персонажа исчерпывается лишь тем, что он мерзавец, такой персонаж неинтересен». Задача постановщика – найти человеческое внутри Тартюфа, понять мотивы его поступков и сделать их понятными зрителю.
Тартюф – Александр Сучков гибок, подвижен, сообразителен, умеет мгновенно менять решения, в зависимости от ситуации превращаться в свою противоположность. Это – романтический поэт несколько демонизированного плана.
Обычно Тартюфа играли по-бытовому – хитрый жулик, карьерист, стяжатель, прикарманивающий состояние Оргона. Режиссер Анатолий Иванов попытался показать почти романтика, заигравшегося рокового игрока. Но этому Тартюфу сложно добраться до высот трагедии, как, впрочем, и до своего человеческого «я». Порок должен быть наказан, а добродетель обязана восторжествовать.
Условность комедийной развязки «Тартюфа» предполагает ироническое отношение к счастливому окончанию событий. И в финале Тартюф, казалось бы, разоблаченный и вроде бы арестованный, удаляется с торжествующей улыбкой... Он еще возьмет свое.
Спектакль покоряет стройностью, изяществом и артистизмом. Это театральное радостное действо, праздник музыки и грации утверждает естественный ход жизни. И в этом победа нижегородцев.