В первый день, четверг, они вручали премии, как сказал президент академии В. Познер, «мозгам» (сценаристам, операторам, продюсерам – закадровой братии), а во второй – «лицам» (ведущим, репортерам, актерам). Вот в эту самую пятницу я и смотрела запись церемонии с двенадцати без малого часов ночи до четырех утра.
Видала я церемонии более эффектные (кстати, не только «оскаровские», но и, скажем, на театральных юбилеях и бенефисах московских и питер-ских корифеев). Видала «раздачи слонов» куда более предсказуемые. Здесь так боялись быть неверно понятыми в своем, узком кругу, что совершенно перестали думать о зрителях – и тех, кто куковал полночи у своих телевизоров, хотя, думаю, их были единицы; и тех, кто в течение года смотрел передачи и сейчас может сверить свои впечатления с решениями «академиков».
Казалось бы, сиюминутное принятие решений о награждении одного из трех номинантов, когда «академики» в разных концах зала нажимали на свои пульты, должно было придать эмоциональный накал и живость действу. Но оно становилось все более вялым, все более монотонным, и не потому, что было около сорока номинаций, из которых больше половины прошли перед нами непосредственно. А потому, что изобретательности постановщиков хватило лишь на то, чтобы одеть в костюм с белой полоской Марата Башарова, а в придачу к нему выпустить «бабушку» нашего телевидения Людмилу Гурченко – всю в белом. И чуть позже одного из вручателей – и вовсе «в белых тапочках», хотя вряд ли эта юмористически предъявленная цветовая игра была запланирована. Что – плохо.
Изобретательности хватило на то, чтобы выпустить еще одну пару ведущих, Николая Фоменко, который одинаково органично рычал от своего лица и пищал от лица своей жены, и эту самую жену, Машу Голубкину; однако юная дама и одета была в некий невнятный пеньюарчик, и пародировала своего мужа неартистично. Да еще операторы застигли ее в зале, когда она, номинированная на премию за лучшую роль (это – рядом с роскошной О. Остроумовой в «Бедной Насте» и идеально совпавшей с другой Настей, Каменской, Е. Яковлевой, которая премию и получила), словно неопытная девчонка посреди дискотеки, подкрашивала губки – на всякий случай, если бы позвали тогда на сцену.
Лица вручавших требуют комментария не меньше, чем лица получавших. Очень хотелось порезвиться, и потому премию за лучшую телеигру, еще раз, после 43 лет эфира, получил А. Масляков (которому сколько ни давай, правильно будет, лишь бы сына необаятельного в эфир не пускал), а вручал ее знаменитый волейбольный тренер А. Гомельский со своими девочками, не всякой из которых он достает до подмышки. Девочки бестолково топтались, предварив появление другого спортивного монстра, одного из братьев Кличко. Думаю, самая язвительная изобретательность не позволит вычислить, в какой номинации мог вручать премию этот боец видимого фронта. Не буду томить, назову: это была номинация «ток-шоу». Насчет «шоу», думаю, более или менее понятно, но «ток» – как-то поежиться пришлось, когда вышел рослый, с приветливым оскалом терминатора человек, одетый по всем правилам хорошего тона и отдавший приз миниатюрному Савику Шустеру.
Да бог с ними, кичевыми туалетами, банальными потугами на трогательность (при воспоминании об ушедших из жизни коллегах, в том числе при вручении премии за лучшую роль умершему задолго до выпуска фильма «Пан или пропал» В. Соломину). Бог с ней, затяжной церемонией, когда заснуть могли не только знаменитые «усталые игрушки», но и самые привычные зрители у телеэкранов. За что премии-то вручили? Насколько наши с вами пристрастия и восприятия совпали с мнением «академиков»?
Вот здесь-то нас и поджидали главные неожиданности.
Лишенную признаков шоу «Свободу слова» причислили к жанру ток-шоу вместе с не менее скучным «Основным инстинктом» С. Сорокиной и действительно энергичной передачей В. Соловьева «К барьеру!». Однако тот же Соловьев был номинирован еще раз, как интервьюер (за другую передачу, ласково-ироничный «Апельсиновый сок», который воскресными утрами вряд ли кто смотрит), но где ему было тягаться с традиционным «тяжеловесом» жанра В. Познером! Оба раза этот яркий персонаж современного эфира ничего не получил.
Но был еще один не менее забавный казус. В «поединке» среди ведущих развлекательных программ, где выбирали между очаровательно-свободным и ухитряющимся не выглядеть дураком в самых идиотских ситуациях «миллионером» М. Галкиным и многоликим, одним из самых талантливых и умелых на нашем ТВ «большим стиральщиком» А. Малаховым, победила... дружба. Думаю, это дружба «телеакадемиков» с умным, корректным, в прошлом влиятельным (мы помним его в должности пресс-секретаря премьер-министра, которым несколько лет назад был нынешний Президент России) М. Кожуховым с его скромной, скорее не развлекательной, а популяризаторской программой «В поисках приключений».
Что еще поудивляло в засыпавшем ночном эфире, где мы с бронзовым Орфеем чув-ствовали себя все более одиноко?
Неадекватность «раскрутки» двух сериалов, отношение к которым мне уже пришлось высказать при их появлении, – русско-американской «Бедной Насти» и милицейско-деревенского «Участка» – и отсут-ствие у них приза; награжден же был прошедший без малого год назад мелодраматический опус по оригинальному сценарию детективщицы Т. Устиновой «Всегда говори всегда». Я не заметила никакого резонанса от этого фильма, однако «академики» вознаградили отдельно сценаристку, отдельно – достаточно банальное, по-русски «мыльное» самое произведение.
И не только удивило, но и оставило тоскливый осадок не покидавшее телевизионного президента Познера, некоторых (это было видно по беглым кадрам во время трансляции) участников и меня, телезрителя, чувство неловкости от попытки радоваться не успехам и достижениям, а тому, что хоть что-то в принципе существует на телевидении. Именно такой неловкостью отдавало награждение всеми любимого в этом качестве изгнанника Л. Парфенова – он и сам это назвал «веночком» на могилки загубленных телепроектов; да и мотивировка была более чем невнятная: что-то говорилось о легендах, публика поаплодировала поднявшемуся посреди зала знаменитому диктору И. Кириллову, а потом на сцену вызвали элегантно взбежавшего по широким ступеням и умело вставшего в позу, удобную для всех телекамер, Парфенова.
Орфей в эти минуты должен был закрыть глаза – не от позднего времени и усталости, а от стыда. Ну сколько же можно в узком кругу, глубокой ночью признаваться в любви и желать процветания! Спи спокойно, дорогой товарищ Орфей; твои заломленные руки не дотянутся до пульта в телевизионной аппаратной, а твои преклоненные колена только порадуют тех, кто административным запретом или финансовой «удавкой» перекрывает доступ воздуха к твоим разверстым в крике устам.
//Татьяна ЗЛОТНИКОВА, доктор искусствоведения.
