Лев Дуров: «Победить меня может только кот»

– Как вы относитесь к тому, что Театр на Малой Бронной, которым вы руководите, называют «уголком Дурова»?

– Ну что ж, называют так называют. У меня в театре работают жена, дочь и зять. Но семейственности в этом нет никакой. Я однажды, когда не был еще художественным руководителем, распределил роли в пьесе. А через некоторое время понял: ошибся, нужно взять другую актрису. И взял. Актрисой, которую я назначил в первый раз, была моя жена. Для любого актера ситуация, когда его снимают с роли, – драма. А если с роли снимает муж – драма вдвойне. Но я на это пошел. Объяснялись с женой мы уже дома, на кухне.

– Дома художественный руководитель тоже вы?

– Нет, не я, а кот Мишка. Он определяет наш распорядок дня. С утра приходит, будит. Сначала бьет лапой по руке, если не реагируешь, начинает скрести по лысине. С ним надо побороться и дать ему победить – иначе не отстанет. Недавно я разговаривал по телефону, а кот требовал к себе внимания. Я этого внимания ему не оказал, он обиделся и цапнул меня за руку. Теперь в руке четыре дырки. Такая вот у Мишки в его 18 лет (он внуку Ване ровесник) хватка.

– Последний поставленный вами спектакль «Дети?!» – о сложностях во взаимоотношениях «отцов и детей». В вашей семье подобные проблемы возникают?

– Что вы! И дочь, и внуки у меня замечательные. Главное, нас не коснулась ужасная болезнь века – спиртное и наркотики. Страх перед этим злом сейчас живет в каждом из родителей. Но в нашей семье отвращение к этим напастям, наверное, заложено генетически. Мой папа не пил и не курил, за исключением того времени, когда был в ополчении до ранения. Я ни разу не слышал от него бранного слова. И слово «Деньги» тоже слышал редко, хотя жили мы бедно.

– Но вы, тем не менее. примерным сыном не были?

– Увы, да. Однако отец руку на меня никогда не поднимал. Иногда переставал со мной здороваться. И это было страшным наказанием. Нет, однажды папа меня выпорол. В то время на станции Москва-Товарная легко добывалось любое трофейное оружие. Вот и я, мальчишка, решил обзавестись парабеллумом. Обзавелся. Сижу дома на полу, его разбираю. Входит отец. Я пистолет – под кровать, а патроны – в печку. Патроны в огне начинают взрываться. В меня ни один осколок не попал. Но отец все равно нашел веревку и в точном соответствии со сценой, описанной в «Детстве» у Горького, меня выпорол. Я неделю в школе учился стоя. А папа месяц ходил расстроенный – переживал, что так со мной поступил.

– Вы с женой вместе уже много лет...

– В сентябре отмечаем золотую свадьбу. Познакомились мы в Школе-студии МХАТ. Я там учился, а Ира приехала к нам из Киева, сразу на 3-й курс. Мы начали вместе репетировать «Егора Булычова» Горького. И... дорепетировались.

– За 50 лет в семейной жизни, наверное, случалось всякое?

– Никто не хлопал дверью – никогда. Ссоры были на уровне: «Где моя чистая рубашка?» «Не знаю, где твоя рубашка!» Конечно, если человека настигает «удар молнии» – он влюбляется – тогда из семьи надо уходить. Но нас сия чаша миновала.

– А в кино и театре вы с женой играли супругов?

– В спектакле «Отелло» у Эфроса я играл Яго, а Ирина – Эмилию, и в фильме «Странные взрослые» мы были мужем и женой. Тогда получилось смешно. Ирину утвердили на роль, звонят мне и говорят. «Вот взяли актрису, попросили у нее телефон, а она продиктовала ваш». Я возмущаюсь: «Звоните ей». Они спрашивают: «Куда звонить?» – «Да на тот номер, что она дала». Они позвонили, я попросил подойти жену. Администраторы окончательно запутались, пришлось мне взять трубку и объяснить, что мы супруги не только по сценарию. Кстати, в одном телефильме мою жену играла дочь Катя. Вот такая у нас интересная профессия.

– Вы собираете актерские байки. Насколько они правдивы и не обижаются ли на вас их герои?

– Актеры – люди с юмором, чем острее шутка – тем интереснее. Валентин Гафт долго не мог сочинить про меня эпиграмму. А когда вышла моя книжка с байками, сочинил такую: «Актер, рассказчик, режиссер – но это Леву не колышет. Он стал писать с недавних пор. Наврет, поверит – и запишет».

– Выходит, в ваших байках все же больше вымысла?

– Мои рассказы на 100 процентов правдивы. Но и эпиграмма Гафта правдива на 100 процентов – как все его эпиграммы. Такое вот противоречие.

– Еще говорят, что вы рыбак знатный.

– Вранье все это. Вот Ширвиндт – рыбак, а я и рыбачил-то всего несколько раз. Так, еще студентом купался на Каспии, познакомился с браконьером, пошел с ним ловить судака и вытащил осетра длиной три метра. Мне сказали, что осетров в этих местах никогда никто не ловил. Позже во время съемок фильма «Гангстеры в океане» прямо с борта корабля ловил ставриду «на дурочку» – без наживки. И столько поймал!

– А то, что у вас есть коллекция редких вещей, – правда?

– Коллекция – у коллекционеров, у меня – барахолка, ерунда всякая. Но любопытные вещи встречаются. Например, кусок картона с вытисненным золотом автографом Гитлера, галстук от наряда Евы Браун. Все это досталось мне от человека, разбиравшего перед Нюрнбергским процессом вещи из рейхсканцелярии, тогда они считались макулатурой. Еще имеется экслибрис из библиотеки Зимнего дворца – с императорским вензелем...

– Некоторые ваши поступки (вы критиков, например, на дуэль вызываете) по современным меркам вы-глядят странными. Вы всегда столь принципиальны?

– Я в театр езжу на троллейбусе. Недавно жду его на Комсомольском проспекте, вижу, сидят на остановке три бугая, жрут, пьют и мусор под ноги бросают, а рядом урна. Делаю замечание – не реагируют. Тогда я зажимаю нос одного из них большим и указательным пальцами и говорю: «Если не подберете мусор – нос сломаю». Парни поняли что я не шучу, все подобрали. Страшно и грустно, что человеку для того, чтобы он не вел себя, как свинья, нужно угрожать. Но что делать? Молчать ведь тоже нельзя.

– А к драке тогда вы, как ваш герой Сан Саныч из «Не бойся, я с тобой!», были готовы?

– Когда я снимался в том фильме, обучился некоторым приемам боевых искусств. Знаю, что настоящие мастера, такие, как знаменитый каскадер Александр Иншаков, никогда кулаки в ход не пускают, но я-то не мастер. Однажды в темное время суток на улице двое парней попросили у меня закурить. Потом поинтересовались: который час? Потом спросили про деньги. Видимо, не узнали меня, а может, просто я им как артист не нравился. Словом, пришлось за себя постоять. Больше эти люди у меня уже ничего не спрашивали.