– Вячеслав Александрович, трудно находить «научные изюминки» или они разбросаны в самых видных местах и их нужно только заметить?
– Скорее, они разбросаны в местах неожиданных, нежели видных. Главное – быть внимательным и любопытным. Приступая к изучению того или иного материала, я в первую очередь обращаю внимание на нюансы. Иногда несколько беглых пометок в архивных документах оказываются той самой научной изюминкой.
– Чем обусловлен ваш интерес к теме русской усадебной культуры? И насколько эта тема актуальна?
– Наверное, можно сказать, что это дань детским впечатлениям. С ними во взрослой жизни человека связано очень многое. Вот и я не оказался исключением. Усадьбы в моем детстве появились благодаря интересу к ним матери. Будучи по образованию учителем русского языка и литературы, она собирала книги, посвященные истории искусства, наборы открыток. Тогда выходили серии, посвященные писательским усадьбам. Так, набор за набором они и входили в мою жизнь. А став взрослым, я постарался посетить любимые с детства места: Ораниенбаум, Павловск, Петергоф, Царицыно, Мелихово, Мураново, Шахматово, Ясную Поляну, Болдино... Оказалось, что старые русские усадьбы таят в себе еще много загадок. Некоторые из них мне удалось расшифровать.
– Например?
– Мало кто знает, что знаменитая некрасовская Карабиха, в начале XIX в. принадлежавшая князьям Голицыным, спланирована с особым символическим смыслом. Я доказал, что в основе композиции Карабихи заложен принцип каббалистического символа Древа Жизни, или Дерева Сефирот. Значение этого символа – духовный рост, постижение мира от первоидеи до мира физических форм. «Чудно древо» позаимствовано масонами из каббалы. Оно стало одним из концептов их учения, зародившегося в Англии в начале XVIII в. Состоит Сефирот из десяти шаров «лучистого великолепия», которые нанизаны на три вертикальные оси. Древо имеет и горизонтальное членение. Каждый из четырех его ярусов равен одному этапу творения мира. В пространстве Карабихи каждому ярусу (сефире) соответствует конкретный объект или место ансамбля. При этом функциональное значение объекта остроумно обыгрывается с точки зрения символического значения соответствующей ему сефиры.
– И в закоторосльном Петропавловском парке вы увидели масонский след?
– Безусловно, он там есть. В процессе эволюции – от Рождественского монастыря до Большой Мануфактуры купца Затрапезнова и далее – Петропавловская слобода пережила много разного рода культурных и исторических видоизменений. Главная здешняя достопримечательность – Петропавловский собор, лишь значимая составная часть символически более сложного архитектурноландшафтного ансамбля. В основе его композиционного решения лежит принцип организации усадебного пространства. Так же как и в усадьбе, территория делится на две зоны: парадную (Парадиз) и хозяйственную. Без усадебного дома, объединяющего эти две зоны, контраст их символических значений обостряется. Планировочные квадраты предстают воплощениями двух миров. Квадрат, образованный прудами, – мир земной сцены, мир отражений.
Это значение усугубляется практическим назначением прудов, как «ванн» для отбеливания полотна. В таком контексте проявляется и «голландское» символическое значение мельницы, некогда здесь существовавшей, как знак Колеса Фортуны. Антиподом мира земной суеты является мир Вечности, воплощенный в композиции и образной системе регулярного сада. Его квадратная планировка исторически восходит к средневековой иконографии Небесного Иерусалима. При этом двенадцати вратам в стенах Града Небесного в реальности сада соответствуют двенадцать входов в аллеи, перпендикулярные боковым сторонам квадрата. Их символическое значение – идея преобразования зодиакального цикла вслед за остановкой круговращения мира, который возвращается в свое первозданное состояние. Так что, как видите, общая картина усадебной жизни довольно сложна, но в то же время весьма органична.
– Исследование усадебной культуры – это для вас сугубо научный интерес, попытка чтото комуто доказать или тоска по безвозвратно ушедшей эпохе?
– Я бы сказал, что это любимое дело, совпавшее с научным интересом. И уж точно на этой «территории» я ни с кем не соревнуюсь.
– А в целом как обстоят дела с изучением усадебной культуры у нас в области?
– Дела обстоят плохо. Серьезно этим вопросом практически никто не занимается. Лишь некоторые усадьбы описаны, а многие догнивают в безвестности. Судьба подавляющего большинства их плачевна. Раз в два года Карабихский музейзаповедник проводит конференции, посвященные усадебной культуре, но этого явно недостаточно, чтобы поддерживать постоянный интерес к теме.
В Москве есть Общество изучения русской усадьбы, где объединились энтузиасты. Идея создания отделения этого общества в Ярославле особого интереса среди нашей интеллигенции не вызвала. А ведь пройдет еще несколько лет, и даже руин не останется.
– Какими качествами, на ваш взгляд, обладали люди той эпохи. Сильно ли строители усадеб отличались от современных строителей коттеджей?
– Мне кажется, что вся разница – в умении жить и радоваться жизни, ценить каждый миг. Тогда это умели. Парки старинных усадеб, будь то императорский Павловск или ярославская Карабиха, вне зависимости от их географии и средств владельца, создавались как гармоничные пространства, своеобразные космосы, способные пробуждать самые различные оттенки эмоций в их посетителях. Они несут в себе особый позитивный настрой. Их влияние на сознание человека «мягкое»: словно невзначай открывается живописный вид, светлую поляну сменяет тенистая аллея, и так до бесконечности. Сегодня все иначе: «новые усадьбы» обносятся «крепостными стенами». И это своеобразный показатель отношения современного человека к миру. И здесь уже нет радости от слияния с природой, а только страх – за жизнь и имущество – и тщеславие.
Мировосприятие современного человека трудно назвать гармоничным. Когда мир предстает в виде агрессивной среды, ему нельзя радоваться. А привыкнув к деструктивности и депрессии, человек «забывает» о том, что можно жить иначе.
Вот вам и причина «неактуальности» изучения усадеб. Они по своему духу несовременны, поскольку решены были как художественные образы вне времени, сориентированы на вечность.
– Вы бы хотели жить в усадьбе в веке этак XIX?
– Нет, не хотел бы. Думаю, что я там просто не выжил бы. Во всяком случае прекрасный образ очень скоро утратил бы очарование и перестал бы быть прекрасным.
Нет уж, меня вполне устраивает мое время. А ушедшая эпоха пусть остается предметом исследования и поводом для поэтических грез, кому что нравится...
– И всетаки в чем злободневность ваших «усадебных открытий»?
– Думаю, они могут претендовать на новый бренд нашего города и области. Хватит считать Ярославщину только купеческой вотчиной. В истории нашего края достаточно и дворянских усадебных корней, чтобы помнить о них и, самое главное, гордиться ими.
Игорь ЛУКАШЕНОК