Михайловские «язычники»

Деревень и сел с таким названием только в Ярославской области набралось двенадцать штук. Да еще два урочища Михайловских, да речка Михайловка... Но довольно перечислений. Топонимов, образованных от имени Михаил, в России невероятно много. Как хотите, но что-то есть в этой обыкновенности. Уж очень она соответствует столь же рядовой и неромантической фамилии – Пушкин. Словно нарочно подбирал понезаметнее. Но вернемся к нашим Михайловским. Полтора десятка серых крыш торчат над морем душистой сныти – это Михайловское. Озера Маленец нет и в помине. В двух шагах под откосом бормочет речушка Печегда, которой нынешние тяжелые времена явно пошли на пользу, – вода в ней прозрачная, слегка желтоватая от торфяного настоя. (Печегда течет с вареговских болот, которые, по счастью, толком осушить не успели). Колхозные фермы, в прежние годы отравлявшие верховья реки, давно прекратили существование, и Печегда несет свои воды в чистоте до самого поселка Константиновского на Волге. А уж там завод имени Менделеева приводит их в привычную «норму». «О мирный селянин, в твоем жилище ни злата, ни сребра...» По деревенской единственной улице бродят куры и дачники с корзинами, но почему-то не видно собак. Похоже, этот вид живности в здешнем Михайловском вымер. Кур держат местные жители – 70-летняя Римма Михайловна и супруги-пенсионеры Лидашины (у тех еще кролики имеются). Что касается дачников, они тоже все местные, городские дети прежних михайловских обитателей. Приезжают на лето в родительские дома, ковыряются в огородах и собирают грибы. Залетных «варягов», тем более из Москвы, среди михайловских дачников нет. В деревне стихийно образовались два «конца» (по древнерусской терминологии). В одной половине, подальше от дороги, обитают в основном дачники. В другой – последние «аборигены». Старше всех 80-летняя бабушка Тоня, она уже два года почти не выходит из избы – болеет. Валентин Васильевич – здешний почтальон, в свои 70 с гаком снабжает корреспонденцией всю округу. Есть еще другой Валентин, тоже пенсионер, с литературной фамилией Пелевин.Как и положено отставному колхознику, горький пьяница. В нынешнем декабре, когда стояли свирепые морозы, отморозил себе по случаю запоя руки. В больнице ему ампутировали верхние фаланги всех десяти пальцев и дали инвалидность II группы. Обихаживать Валентина приезжает из города его сестра. Откуда-то из-за забора раздается громкое мычание – подает голос единственная в деревне корова. Ее хозяйка – Римма Михайловна, больше скотину никто не держит. Летом Римме Михайловне жить становится веселей – приезжают погостить сын и племянник. А зимой здесь глухо. – Хочу нынче на зиму в Никульское перебраться, – говорит она. – Все на людях. Да я ведь и прописана там, а живу здесь в старом доме. В Никульском у Риммы Михайловны родственники – племянник Николай с семьей. «Вкруг ульев журналисты бродят...» Племянник Николай наезжает в Михайловское летом, но до сих пор ухитряется держать пчел. Ульи вместе с домом достались ему от отца. Раньше было 22 улья, осталось 8. – Дело не в довеске, – объясняет Николай. – Какой с пчел теперь довесок, если поля кругом пустые. Раньше колхоз распахивал, клевера сеял, и взяток был хороший. Тогда и ульи в каждом хозяйстве держали. А теперь пчелам одна сурепка осталась, да и той мало. Николай надевает шляпу с сеткой и ведет нас показывать пасеку. Вынимает леток. Пчелы его почему-то не трогают, зато с ходу атакуют нас с фотографом. Увы, неграмотные насекомые, кажется, отрицательно относятся к рекламе. Николай спешит на помощь и извлекает из моей прически штук шесть пчел – да, мы еще легко отделались! Несмотря на столь неприветливый прием, Николай щедро предлагает нам в подарок улей. – Берите, не жалко! Мы подумали и отказались. Кстати, лет пять назад в отсутствие хозяина дом Николая ограбили. Зимней ночью подъехали на машине, забрали бидоны из-под меда и самовар. Потом в избе напротив зажгла свет Римма Михайловна, и грабители, испугавшись, уехали. В общем, край тут тихий, злостной уголовщиной не отмечен. «Авось дороги и исправят...» Относительной доступностью (по сравнению с другими ярославскими деревушками) для автотранспорта Михайловское обязано В. Терешковой. Не очень далеко отсюда, в селе Никульском, музей «Космос». Там же рядом деревня Маслениково, родина первой женщины-космонавта. Впрочем, михайловские старожилы уверены, что тут что-то напутано. – У Терешковой-то все тетки здесь, в Крюкове, жили, за Николо-Заболотьем... И дорогу к нам сюда она построила. Дорога с разбитым, но все же покрытием проходит по насыпи мимо Михайловского до Николо-Заболотья, в котором раньше имелась начальная школа. Это ответвление с большого шоссе считается федеральной дорогой, и его чистят даже зимой. Так что местным бабушкам не приходится заниматься лыжным спортом ради посещения магазина. Трижды в неделю в Михайловское заезжает частная автолавка – привозят все продукты, кроме почему-то соли. Но дороже на 50 – 70 копеек, чем в сельповском передвижном магазине. Он добирается в низину по пятницам аж из самого Тутаева. Раньше ездил из Чебакова, но тамошнее сельпо скупил под свои нужды какой-то бизнесмен. «Сия пустынная страна» Кстати, что за «низина» здесь такая? – Да вся округа в пойме Печегды – это и есть низина, – объяснил нам уроженец Михайловского, а ныне дачник из Ярославля Андрей. – Гляньте на карту – Михайловское, Петрушино, Галкино, Слонятино – все они в низине. Раньше, когда река весной разливалась, деревни оказывались на настоящих островах. Тогда и рыбы в реке полно было, поднималась из Волги. Андрей был мальчишкой, но хорошо помнит те веселые времена. В деревне тогда было около двадцати домов, скотина в каждом дворе. Воду жители постаринке брали прямо из Печегды, колодцев в здешних краях никогда не водилось. Ни к чему были. Только в последние годы среди дачников появилась мода на скважины. Дачники наезжают в деревню в основном на машинах. – Все, кто не пьет, заимели машины, – смеется Андрей, – а из местных алкоголиков много поумирало. Один на том краю только остался (речь идет, видимо, о беспалом Валентине). У самого Андрея родительский крепкий дом столетней постройки. Избы в Михайловском все старые, некоторые до сих пор крыты дранкой. А лет 20 назад здесь попадались даже соломенные кровли, как в пушкинские времена. «Здравствуй, племя младое, незнакомое...» Но имя поэта у здешних обитателей никаких ассоциаций не вызывает. Они возводят название своей деревни к имени то ли крестьянина-первопоселенца, то ли некоего купца Михаила. Впрочем, в былые времена, когда в соседнем Николо-Заболотье работала школа-четырехлетка, название родной деревни вызывало у местных ребят нечто вроде патриотической гордости. – Я удивлялась – надо же, Пушкин жил в Михайловском, и мы тоже, – вспоминает Лидия Кукушкина, горожанка с 40-летним стажем и бабушка четырех внуков. – Даже гордилась таким совпадением. Мы ради интереса по карте смотрели, искали еще Михайловские. Сегодня «племя младое» в низине отсутствует, и вспоминать поэта стало некому. Бледные городские детишки, вывезенные на выходные подзагореть, еще не вошли в нужный возраст. Собственно молодежь является в низину с целью полукриминальной – ищут по огородам посевы мака. Правда, ведут себя вежливо, спрашивают у хозяев разрешения снять урожай. Но бабушки все равно трепещут и стараются выполоть даже случайный росток мака – от греха подальше. «Видишь ли церковь Спаса отселе?» Никакой, даже самой завалящей барской усадьбы в низине обнаружить не удалось. Да, это совсем уж не то Михайловское. Что поделать, но Ярославский край вообще небогат «дворянскими гнездами». Местная аристократия ко временам расцвета крепостничества совершенно сошла на нет, а новые ярославские вотчинники – все эти Орловы, Нарышкины, Репкины и т. д. предпочитали строить резиденции поближе к столицам. Впрочем, в полутора километрах от Михайловского, в Николо-Заболотье, есть старинный храм. По слухам, даже XVII века. Правда, с виду, если судить по колокольне, исполненной в духе натурального классицизма, все это больше тянет на XVIII век. Тогда, кстати, в губернии наблюдался взлет каменного церковного строительства в селах. Тем не менее местные толкуют про XVII век. И вообще нам сообщили, будто здешний храм – первый собор в Ярославской губернии, посвященный Николаю Чудотворцу. И восстановить его два года назад повелел сам патриарх, будучи проездом в Тутаеве. Восстанавливать храм взялся тутаевский духовно-просветительский центр. Правда, низинским кажется, что восстановление движется как-то трудно. Может, денег не хватает? Восстановители первым делом построили себе четыре крепких дома – надо же людям где-то жить. Внутри церковь подремонтировали и по престольным праздникам из Тутаева приглашают батюшку служить. Тогда немногочисленные прихожане собираются со всех низинских деревушек. Но снаружи храм выглядит так, будто рука реставратора его совсем не касалась. Стены выщерблены, окна забиты. Кладбищенскую ограду разобрали на кирпичи еще в 30-е годы. Но сам храм, единственный из четырех церквей низины, действовал еще до 1966 года. Потом и его закрыли, иконы ободрали, а в брошенных венцах еще долго щеголяла местная молодежь, забираясь вечерами в опустелый храм. – Все не то и не так, – возражает одна из инициаторов и участников восстановления храма Алевтина Нелюбина. – Местные жители испокон веку недалеко ушли от язычников, из всего христианского пантеона почитали исключительно Николая Чудотворца. Ему же и храмы «приписывали». А в Николо-Заболотье только один из четырех храмовых приделов носит имя святого Николая, сам же храм был построен во имя Спаса Нерукотворного в 1690 году. И расписывала его едва ли не та же самая артель, что трудилась над фресками Воскресенского собора в Тутаеве. * * * Нам пора уезжать. Машина выбирается на шоссе к Никульскому, и перед глазами как на ладони вся низина. Посередь пустого горизонта – россыпь деревушек мал мала меньше. Отдельный мир, неудержимо уходящий в прошлое. Татьяна БРАГИНА.