Каждая из этих дат сама по себе (а уж тем более их тандем) вызывает какие угодно чувства – уважение, почтение, даже, если хотите, благоговение, но уж никак не внезапную любовь. К тому же автор, как было замечено выше, художник в городе (области, стране и за ее пределами) известный, носит звание заслуженного, в 1995 году (вот и еще одна круглая дата, вдогонку первым двум) стал лауреатом премии имени Опекушина. Да и встречалась я с работами Булдыгина не раз и не два. Правда, на групповых выставках. Словом, ничто не предвещало. Однако...
Да, это правда. Я влюбилась в живопись Адольфа Федоровича с первого взгляда. А уж стоило пробежать глазами по экспозиции, как стало окончательно ясно: пропала девушка (я то есть).
Первое, что бросается в глаза, – почерк художника, свой собственный, отличный от всех прочих. Не просто манера письма – Почерк с заглавной буквы. В нем – экспрессия без надрыва, пристальность вглядывания без назойливости любопытствующего, эмоциональная достоверность в передаче увиденного без утомительных подробностей бытия... Да много чего еще. Об этом написала и искусствовед Надежда Воинова: «В современном Ярославле искусство Адольфа Федоровича Булдыгина занимает особое место. Натура одаренная, творческая, художник создал свой стиль, свой изобразительный язык...»
Примечательна и облюбованная художником цветовая палитра: ничего яркого, цыганистого, нахрапистого. Аристократизм полутонов, незаметно переливающихся друг в друга, – дымчато-лиловый, пепельно-розовый, туманно-фисташковый...
Несмотря на то, что любимый жанр мастера – городской пейзаж, напрасный труд искать на его полотнах чертежную четкость линий. Покосившаяся домушка в Плесе, осанистый купеческий особнячок в компании таких же степенных соседей – кривоватая ростовская улочка (у художника есть целый цикл под названием «Старые дома в провинции»), заточенный карандаш шпиля парижского Нотр-Дама – все пластично, подчас нарочито небрежно. Но общая эмоциональная целостность от увиденного – при всей размытости, недоговоренности, непрорисованности – поразительная! Подобная нечеткость контуров, прерывистость линий – точно кисть художника не успевает за его мыслью – встречаются у французских импрессионистов. Вспомнилось об этом, кстати, во «французском зале» Адольфа Булдыгина – французским назвала его я, но от истины не отошла: здесь собраны парижские впечатления художника.
Но если сравнить нашу провинциальную затрапезность, увиденную Адольфом Федоровичем, и заграничный лоск законодательницы моды, запечатленный им же, то свое родное, право слово, ничуть не хуже смотрится. А может, это сказывается влюбленность автора в то, что он видит и переносит на холст, и моя внезапно вспыхнувшая влюбленность в его творчество. Впрочем, присоединиться к моему мнению или опровергнуть его ничего не стоит. Достаточно заглянуть в выставочный зал Союза художников, где Адольф Федорович Булдыгин назначил свидание каждому, кто влюблен в прекрасное.
Лариса ДРАЧ