Так получилось – как всегда на телевидении, совершенно случайно, – что параллельно с двумя сериалами на НТВ пошел еще и сериал «Александровский сад» по Первому каналу. Откровенно вторичный в своих ретрокартинках Москвы, вялотекущий детектив, право, смотрится куда скучнее, чем другое ретро – «Следствие вели...», этакое ностальгическое повествование бывшего майора Томина – А. Каневского о реальных скандальных расследованиях прошлых десятилетий (все на том же НТВ).
По определению не смог соперничать с пастернаковской экранизацией и нераздражающий дамский сериал – экранизация достаточно интеллигентного любовноиронического повествования Е. Вильмонт «Три полуграции» на канале «Россия». Впрочем, у последнего теперь есть другой соперник – «Клуб бывших жен» на ТНТ, где зареванные и забитые жертвы семейных измен обихаживаются, с помощью недешевых спонсоров, телеведущими с подобной судьбой. Отличие, не в пользу этого реалитишоу, заключается в том, что уж больно невелика мера органичности заново приодетых и причесанных «брошенок» из народа, которые пытаются уподобиться разбитным и опытным своим наставницам по части дефиле, верчения в руках бокалов с коктейлями и прищуривания глазок при встрече с якобы ошарашенными прежними обидчиками. А уж по части раздуваемого непомерно раздражения и скандальности тона, конечно, интеллигентные персонажи Вильмонт далеко отстают от своих жизнеподобных товарок.
Следовательно, злодейства, то и дело возникающие на бытовом уровне в телевизионных версиях, как художественно оформленных, так и якобы позаимствованных непосредственно из жизни, прежде всего ограничиваются традицией выцарапывания глаз соперницам и насыпания в суп слабительного.
Полагаю, что с новыми сериалами на НТВ предполагалась особая интрига: соперничество внутриканальное, основанное на убеждении в том, что другие каналы с этим телегигантом просто не способны соревноваться. Так родилось сочетание безвестного «гения» из микробиологической сферы («Охота на гения») с попыткой воссоздания текста гения поэтического («Доктор Живаго»). То есть уже не уровень супа, а уровень духовных исканий.
Любопытна версия, в которой предстают современные журналисты и современные ученые в этой самой «Охоте на гения». И те и другие талантливы и продажны. Причем талантливость предполагается в их закадровой жизни (один якобы замечательно делает на телевидении оперативные репортажи, а другой якобы создал умопомрачительный препарат от тяжких болезней), а вот продажность демонстрируется крупным планом и подробно. Чего стоит только телефонный разговор пожилого гения от медицины, сыгранного весьма положительным на вид А. Кулагиным, с его заказчикомолигархом, тоже положительным и вежливым А. Соколовым: медик – из плена, от какихто невнятновосточных людей, олигарх – из своего, столь же невнятностерильного, якобы богатого (стандартные диван – столик – ноутбук) интерьера. Этот телесериал отличается от множества прочих лишь тем, что предъявил версию, уже известную в ее реальном воплощении: журналисты добывают информацию на основе связей с, мягко говоря, криминальной, а подчас и террористической средой. Здесь замечательный репортер лихо дерется, применяет какието специальные приемчики, подтверждая факт своей предшествующей службы в спецназе.
Вот и получается: чтобы стать гениальным журналистом, нужно пройти через боевые злодейства, а чтобы работать в качестве гениального ученого, нужно иметь заказ от злодейски сориентированного заказчика. Знаменитая пушкинская формула обретает едва ли не банальное, но, к сожалению, не слишком далекое от наших современных реалий звучание.
Что же до гения литературного, чье творение получило телевизионное воплощение, здесь дело обстоит, как мне кажется, достаточно мирно. Уверена: в кои веки к экранизации «Доктора Живаго» у публики и критики не будет серьезных претензий. И не потому, что так уж хороши съемки и актеры. Начинает надоедать все еще юная, действительно эмоционально весьма подвижная, но эксплуатируемая в своей инфантильной и слегка инфернальной женственности Ч. Хаматова. Таинственно искоса поглядывающая Лара достаточно далеко от, простите за штамп, туго сжатой пружины, какую напоминала пастернаковская героиня. Узнаваемосубтильный О. Меньшиков равен самому себе, впрочем, равен и романному персонажу в той мере, в какой имелся в виду нормальный, ничем особым не выдающийся интеллигент, который попал в безумные жизненные обстоятельства. Можно только порадоваться, что телесериалы пробудили к активной работе А. Петренко, который настолько узнаваем своим голосом, своим темпераментом и своей манерой поведения, что здесь ему прилепили брови какогото лешего, ничего этим не добавив к представлению о циникеэнтузиасте, типичном российском докторе.
Претензий к фильму режиссера Прошкина будет, повторяю, меньше, чем их было к китчевой версии «Мастера и Маргариты» или к вялому и несмешному «Золотому теленку», по одной, достаточно парадоксальной причине. Роман Пастернака – вовсе не культовый, как бы об этом в рекламе ни кричали. Да, о нем слышали многие, если не все из тех, кто смотрит сериал. Но сам роман, то есть его текст во всех деталях, как это было с текстами Булгакова или Ильфа и Петрова, на самом деле знает мало кто. Ибо, когда стало модно и в то же время можно читать этот роман (а на папиросной бумаге, до официальной публикации, его читали немногие), публика испытала массовое разочарование. Ктото удивился сходству ситуаций и оценок Пастернака и Толстого в «Хождении по мукам», ктото заскучал, читая долгие страницы о захудалом провинциальном городке.
А главное – все удивились: и вот это было прецедентом? Вот за это писателя преследовали? Роман пришел к публике тогда, когда она уже читала, правда в самиздатском виде, многие запрещенные книги, на фоне которых интеллигентное, негромкое, сюжетно неэффектное повествование лирика Пастернака казалось если не вторичным, то по крайней мере привычным.
Вот теперь, глядя сериал, эта самая, начитанная публика (неофиты не в счет, они все скушают либо, напротив, не переварят), не испытав потрясения прежде, не зная наизусть километры фраз, не помня визуальных признаков людей и мест, готова спокойно принять тот образ, который ей предъявляют авторы сериала. По сути дела, факт гениальности романа Пастернака многими был принят на веру, а фильм теперь смотрится как совершенно новый, незнакомый, не имеющий фона для сравнения и тем более опровержения.
И, пожалуй, главное: злодейства, совершаемые в сериале о современности, оказываются ничуть не менее кровавыми и бесчеловечными, чем те, которыми наполнена лента о «страшных годах России». Начало века прошлого и века нынешнего имеет лишь одно отличие. Тогда злодейство казалось несовместимым с гениальностью, а гении пытались злодейству противостоять, хотя бы в душе. Сейчас злодейство воспринимается как обыденность, на почве которой гениальность только и может существовать.
Татьяна ЗЛОТНИКОВА, доктор искусствоведения