Достоин долгой памяти

была бы только воля на добрые дела..." (Кулигин - Дикому. А. Н. Островский. "Гроза"). Приходилось ли вам просить прощения у портрета? Поверьте, это непростое дело, да и ощущение странное. В начале 80-х годов прошлого столетия Угличский музей, как и многие музеи провинции, выставил старинные изображения купцов, написанные безвестными авторами и десятилетиями хранившиеся в запасниках. Теперь эти забытые лица явились на свет, только знаем о них мало. Памятная по школьным урокам густая тень "темного царства" почти неотступно витала между зрителем и изображенными. Островскому вторили тогдашние издания по местной истории: "Затхлой и медлительной была жизнь маленького городка. Атмосфера наживы и бескультурья господствовала в среде верхов городского общества. Круг интересов купечества очень узок, вся деятельность их, все внимание устремлено на наживу". Так и виделся в каждом портрете Тит Титыч или Дикой, в каждой молодой женщине проступали черты Катерины, "сокрушаемой" Кабанихой - часто с соседнего холста. Не обходили и Василия Андреевича Пивоварова, - слишком выделялось его лицо среди прочих, выдавало натуру сильную и властную, резкую в проявлениях. А потом угличские портреты, признанные классикой провинциальной живописи, отправились в Ярославль, Кострому, Москву и, наконец, в Ленинград. Здесь в Конногвардейском манеже и произошло "личное знакомство" с Пивоваровым доктора философских наук А. Х. Горфункеля. Имя и заслуги петербургского купца, угличанина по рождению, были хорошо известны заведующему отделом редких книг и рукописей университетской библиотеки, он и прислал в музей свою статью, основанную на большом архивном материале. Так обрел биографию один из самых выразительных образов городской портретной галереи. Тогда-то и пришлось принести извинения В. А. Пивоварову - его портрету, его памяти. Вполне официально - в присутствии большой группы экскурсантов, но и с искренним сожалением (верили же раньше, что есть портрет, - значит, "часть души от нас не улетела", слушал ведь, слышал...). Большая часть жизни этого человека связана с Петербургом. Девятилетним мальчиком после смерти отца покидает он родной город, чтобы в столичном магазине своего дяди приобрести навыки в торговом деле. Отечественная война 1812 года, общественный подъем и патриотические настроения того времени, очевидно, повлияли на формирование взглядов молодого человека. Его жизнь течет размеренно, по обычаям сословия: торговая карьера благополучна, а около 1824 года купеческая дочь из Углича Евдокия Васильевна Ожигова становится его женой. Но значительные доходы от торговли Пивоваров использует как-то не вполне по-купечески. Он сооружает на свои средства больницу, ежегодно дает большие суммы на потребности городских училищ, содействует строительству глазной и детской лечебниц. Его помощь получают инвалиды - участники обороны Севастополя, им вносятся деньги на сооружение памятника тысячелетию России. Благотворительность купца была обширна и многообразна, его наградили двумя медалями, а также орденами Станислава 3-й и 2-й степеней, Анны 3-й степени, Ольденбургским орденом заслуг, а в 1841 году по постановлению Правительствующего сената он получил грамоту на звание потомственного почетного гражданина Санкт-Петербурга. И все-таки нас интересует другая сторона жизни Пивоварова. Все началось с наследства, которое явно происходило из Углича, где оставались родные (супруги принадлежали к старинным семьям). Шестьдесят старинных славяно-русских книг, большей частью "не тронутые исправлениями" - дониконовские, оказались редкими и были высоко оценены столичными любителями старины. За них предлагали большие деньги - две тысячи рублей серебром, но хозяин распорядился иначе. Он внимательно ознакомился с полученной "движимостью" и в 1844 году написал ректору Петербургского университета П. А. Плетневу: "...Желая предоставить это собрание в пользу какого-либо учебного заведения, где эти старинные книги могли бы быть в наибольшем и наилучшем употреблении, служа как преподавателям, так и учащимся, я в этом намерении не только удалял от себя всякого случая выгодной продажи этих книг в частные руки, но даже старался по возможности пополнить это собрание". Пивоваров назвал это "первым опытом приношения старины", и вскоре новое увлечение захватило его: не имея систематического образования, он сам приобретал необходимые знания, составлял каталоги, - подбор книг свидетельствует о глубоком понимании историко-культурной ценности этого наследия. Удивительной чуткостью он близок П. М. Третьякову, да и в какой-то мере оказывается его предшественником (а ведь отнесенный чисто внешне к столпам "темного царства", он виделся как бы антиподом купца-коллекционера). Собрав очередную партию книг, он передавал ее в университет, - и в этом другая редкая черта Пивоварова-коллекционера. Купеческое собирательство знало многих "скупых рыцарей": хозяин накрепко прикипал к вещам, перебирал свои сокровища, любовался ими и просто не мог представить это в чужих руках. Наследники же часто ревновали к увлечению и ждали своего часа. Писатель Е. Н. Опочинин, много знавший о судьбе частных собраний, привел такую историю: взрослые сыновья страстного собирателя видели его "приобретения по книжной части" и "злились без меры", но не смели перечить. Зато получив власть над ненавистными книгами (и даже зная их огромную денежную стоимость), предались долгожданной расправе: "Больше недели мы печи- то книгами топили. Чуть деревню не спалили однова, как пепел начало из труб выкидывать. А иные книги, на коже, что ли, писанные, и горели-то плохо: стопорщится вся, развернется и не горит. После уж, как доняло огнем-то..." Всего с 1837 года и до смерти Пивоварова в 1860 году университет получил от него 360 старопечатных книг XVI - XVIII веков, 16 рукописей, более ста иностранных книг, 14 редких географических карт, а кроме того, 1395 монет и медалей - русских и иностранных, золотых, серебряных и медных (эта часть "приношения" позднее была передана в Эрмитаж). Среди книг - знаменитая Острожская Библия Ивана Федорова (1581 г.), "Грамматика" Милетия Смотрицкого (1648 г.), "Уложение" царя Алексея Михайловича, произведения писателей XVII века - Симеона Полоцкого и Дмитрия Ростовского, "Синопсис" (история славян) И. Галятовского, издания петровского времени. Среди рукописей - памятники письменности XV - XVI столетий и произведения любимой в народе литературы XVIII века. Как знать, где были бы теперь эти книги, не попади они в руки этого купца, - может, и им бы привелось "стопорщиться и развернуться" в какой-нибудь печке или рассыпаться в лавке на обертки. Все-таки это редкая судьба для старых русских книг - быть "в наибольшем и наилучшем употреблении". Так провинциальное наследство, преумноженное, осмысленное и обогащенное, стало частью отечественного культурного наследия. Каково же ему было в своем сословии, легко ли поступать "не по-торгашески"? Черты этого лица действительно выдают особенный характер, - так и сказать бы словами сценического Кулигина: "Силы у Вас, Ваше степенство, много..." Только с другой интонацией - с уважением к воле на добрые дела. В Угличском музее работает выставка, посвященная истории книги. Может быть, первым - и вполне эмоциональным - поводом стала конфронтация компьютера и книги, которая легко (и ложно) воспринимается как столкновение старого и нового. Солью же выставки стали старинные книги из Угличского музея, редкие уцелевшие собратья тех, что в основе петербургской "сокровищницы", включая "Апостол" и несколько Евангелий. Тусклый блеск серебряных окладов, выцветший бархат, вязь заставок на плотных листах, ветхие уголки, - сколько рук их листало... "Ум без книги яко птица опешена, и хочет взлететь, да не может". На снимках: неизвестный художник. Портреты В. А и Е. В. Пивоваровых. 1850-е годы; Евангелие 1663 года. Оклад первой трети XVII века работы московского мастера. (Угличский историко-художественный музей).