Кровь присутствует на телеэкране обилием своего агрессивного цвета даже там, где никто никого не убивает. Например, в рекламе, где изображается жгучая страсть, возбуждаемая дамой, использующей определенный сорт мыла. Кроваво-алые напиток, цветочек и вишенка служат заставкой, впрочем, весьма элегантной, как это обычно бывает на канале НТВ, передаче о шикарной дамской жизни «Для тебя». Ночной эфир канала ТВЦ также имеет алый, еще и волнообразно движущийся фон, нагнетающий ощущение тревоги и ужаса, в информационной программе «25-й час». Что уж говорить о практически не изменившемся дизайне студии, где в прошлом сезоне А. Малахов вел «Пять вечеров», а теперь дважды в неделю разрешает – «Пусть говорят»: здесь и центральный фрагмент студии краснеет от всего, что там происходит, и кресла словно стыдятся тех, кого им приходится принимать в свои «объятия».
Рядом со всем этим плотным одноцветием всего-навсего фрагменты – красные наручные повязочки и такие же косыночки у некоторых ведущих программы дельных советов («Москва: инструкция по применению»), безрукавки на абитуриентах провозглашающего себя элитным института международных отношений («Умницы и умники» на Первом канале) или летние майки вкупе с осенне-зимними курточками у репортеров нашего канала НТМ воспринимаются невинной униформой: как белые или зеленоватые халаты врачей, черные мантии судей или синие мундиры работников прокуратуры, присутствующих время от времени на телеэкране.
Известные в психологии понятия «снижение болевого порога» или «снижение порога чувствительности» – суть характеристика современного состояния не только нравов, но и телевидения. И сколько бы ни принималось депутатских решений о запрете показа насилия в определенное время суток, кровь льется и льется, выстрелы и взрывы разрывают человеческие тела, сами эти тела своими изуродованными фрагментами заполняют телеэкран настолько плотно, что знаменитый когда-то (и не допускавшийся в нашу страну даже на закрытые просмотры для специалистов) сюрреалистический фильм-«расчлененка» по сценарию великого Ж. Кокто «Кровь поэта», жестокие изыски итальянца П. Пазолини или британца П. Гринуэя остаются далеко позади.
Первый канал активно рекламировал и продолжает рекламировать, поскольку прошли еще только четыре серии, новый продукт – «Охоту на изюбря». Господа телевизионщики называют это «олигархической сагой». Однако оказывается, что слово «олигарх» изменило свой изначальный смысл. Если буквальный перевод с греческого выглядит совершенно безобидно и некроваво (олигархия – власть немногих), то в сознании жителей современной России олигарх воспринимается как синоним вора и бандита, причем именно с испачканными кровью руками или телом, из которого хлещет кровь.
Предъявив новую, как обычно это звучит – «долгожданную» работу, где «не нашлось места для неизвестных актеров» (то есть показав, по сути дела, олигархический, в традиционном смысле слова, характер телепродукции), создатели «Охоты на изюбря» одновременно позаботились о нарядной съемочной площадке. В качестве таковой выступает то литейный цех, где в духе старых советских шедевров кипит работа и кипит металл; то обставленный раритетами рабочий кабинет; то огромная лужайка перед дворцом, где играется олигархическая свадьба, а по этой самой чистенькой зелени бежит разряженная невеста с окровавленными руками (в кустах оказался... нет, не рояль, а труп, который сначала сотворили тихим выстрелом, а потом подложили туда, где он мог испортить праздник). Стоит ли удивляться, что в одной из следующих серий демонстрируется роскошный взрыв машины, а из нее вынимают окровавленное, хотя все еще живое тело того самого олигарха.
Не ждите от меня, уважаемые читатели, комментариев по поводу драматической коллизии – она, как обычно, строится на линии мужской (старых грехах, повязавших друзей-врагов) и линии женской (любви-ненависти и верности нежных и прекрасных, а также алчных и глупых дам). Не ждите и анализа актерских работ, ибо те самые, не неизвестные – каменно-многозначительный Балуев, растерянно-суетливый Башаров, нахально-простонародный Гуськов, томно-циничный Нагиев – вполне предсказуемы и в мимике, и в темпераменте, и в неумении справиться с предложенными клише.
Таким образом, мерилом качества новой телепродукции становится не художественный уровень, не эмоциональное напряжение, а лишь количество краски, уподобившей экран бойне. Поскольку только и именно на бойне, где скот утилизуется в целях подготовки его к употреблению в пищу, и можно смотреть на потоки буро-алой жидкости отстраненно и не испытывать при этом страха, разве что физиологическое отвращение.
На фоне постоянного кровопролития, вобравшего в себя и захват города Нальчика с кровавыми подлинными боями, и репортажей во всевозможных документальных программах о чрезвычайных происшествиях чужеродным, а потому сосланным в ночной воскресный эфир оказался фильм с неточным названием «Павел Луспекаев. Эта жестокая госпожа удача». В знаменитом «Белом солнце пустыни» этот удивительный и давно ушедший из жизни актер играл именно то, что никак не удается сыграть современным исполнителям олигархических ролей. Он играл тоску и силу, играл странный, черный юмор и безмерную боль, переходившую в недоумение при виде той бессмысленной жестокости, которую проявляли его случайные в общем-то противники.
В том фильме тоже были взрывы и выстрелы – откуда и пошла знаменитая цитата, сопровождающая появление молчуна из пустыни: «Стреляли». Но все это было фоном, своего рода условием игры, за пределами которой и начиналось самое интересное: судьбы, характеры, истории людей. И становилось понятно, почему этому силачу было «за державу обидно». В современных телевизионных кровопролитиях самое главное – это сами кровопролития, перед обилием и однообразием которых отступают персонажи, зрители не успевают их ни рассмотреть, ни полюбить, ни возненавидеть, а потому факт их гибели воспринимается лишь как смена одной «картинки» другой.
Нормальные маленькие дети когда-то закрывали ладошками глаза, чтобы не видеть чего-то страшного. Но сегодня и маленькие, и подрастающие дети совершенно спокойно едят под выстрелы, учат уроки рядом с кровопролитием, а хозяйки на кухнях разделывают мясо синхронно с экранной бойней. Но поскольку кровь сочится из эфира без перерыва, то скрыться от нее невозможно. Разве что – расстрелять ни в чем не повинный телевизор.