– Вы, Леонид Алексеевич, воспитанник двух факультетов Московской консерватории, двух высших коллежей во Франции, штатный органист храма Успения Богородицы в Париже, композитор и концертирующий исполнитель. И это в 36 лет. Можно ли сказать, что вы сделали карьеру?
– О карьере говорить можно. Ничего греховного для церковного органиста в этом слове, думаю, нет. Будучи верующим, музыкой служу Господу и в храме, и в миру. Продолжаю играть на фортепьяно, в том числе и собственные сочинения, выступаю с певцами и в камерных ансамблях. Как большинство коллег, преподаю – веду профессорскую кафедру в консерватории города Йерра.
– Как нетрудно догадаться, вы человек православный. А служите в храме католическом...
– Никакого греха в том тоже нет. Я обсуждал сей деликатный вопрос с друзьями, православными и католическими священниками. Между двумя верованиями разница не настолько велика, и так как я – простите за невольный каламбур – к таинству причастия непричастен, никакого запрета на то, чтобы православный играл для католиков, быть не может.
– Вы крещены в Москве?
– Да, в перестройку, еще до консерватории, и с увлечением органом то событие в моей жизни никак не связано. Интерес к органу поначалу был у меня исключительно музыкальный.
– Храм Успения где в Париже находится?
– Возле Трокадеро – тем, кому Париж знаком, понятно, где это. А для широкой публики дам другой ориентир: недалеко от Булонского леса. Храм, как бы мы сказали, приход-ской. Старинный. Не самый известный по архитектурным достоинствам. Но сюда на рождественские мессы собирается людей больше, чем в легендарном Нотрдам, соборе Париж-ской Богоматери.
– Почему так?
– Приход большой, в кварталах возле Булонского леса живет много богатых буржуа, это сословие во Франции самое верующее.
– Не бывает ли среди ваших слушателей прихожан с известными именами?
– Назову, например, потомков писателя-моралиста Ларошфуко. К нам часто заходит жена нынешнего президента Франции – поблизости живут ее родственники. Мадам Ширак у нас бывает по-домаш-нему.
– Что за орган в храме Успения Богородицы? Его можно сравнить с ярославским?
– Он вышел из мастерской виднейшего органостроителя романтической эпохи, XIX века, Аристида Каваиколя, чей инструмент, к слову, установлен в Большом зале Москов-ской консерватории. В прошлом столетии наш парижский сильно увеличили, добавили регистры, стал он инструментом более-менее симфоническим. По возможностям он очень даже близок к органу вашего Собиновского зала. Только стиль, конечно, другой. В Ярославле он в целом более строгий, я бы сказал, «немецкий».
– Игра в храме доход приносит?
– Безусловно, я играю небесплатно. Во Франции, как и повсюду, бесплатно только птички щебечут. На храмовые заработки особенно не разбежишься. Доход приносит, или, выражаясь по-русски, кормит, всё вместе – композиция, концерты, педагогика.
– Многих интересует, в Париж вы как попали.
– Приехал из Московской консерватории продолжать образование.
– Рисковали?
– Пожалуй, да, потому что я был тогда еще студентом.
– Каким-то секретом успеха поделиться смогли бы?
– Наверное, он в том, чтобы от музыки испытывать удовольствие самому. Тогда оно и слушателю передается. Точно так же и с педагогикой. Ничего не получится, если нет у тебя к ней артистического интереса, когда затронуто и сердце.
– Труд оперного певца приравнивают по тяжести к труду портового грузчика. Можно ли то же сказать об органистах?
– Вполне. Но с одной поправкой. Когда пианисты пересаживаются за орган, то поначалу – да, «король» многих утомляет. А затем все решают техника, школа. Если они в наличии имеются, движения не вымученные, то в принципе на органе играть даже легче, чем на фортепьяно, поскольку от силы удара по клавише органный звук не зависит. В то время как, исполняя Рахманинова или Листа, выкладываться надо до седьмого пота.
– Позвольте несколько мирских вопросов о житье-бытье в Париже органиста Карева.
– Пожалуйста.
– Дома у вас орган есть?
– Кабинетный, старой французской фирмы «Александер». Его я бы сравнил с тем, какой появился недавно в ярослав-ском музее «Музыка и время».
– Что предпочитаете слушать на досуге?
– Эфир и в Париже, прежде всего автомобильный, изрядно засорен попсой. Так что предпочитаю слушать классику, и не потому, что не признаю джаз или рок. Просто делаю свой выбор. Слушаю радио. Во Франции классическая музыка звучит по двум национальным каналам.
– А в ней что больше любите?
– Непристрастен, как другие коллеги, к музыке барокко, Возрождения или к современной. Для души слушаю по настроению. Временами влюбляюсь в того или иного композитора. Как сейчас в Яна Сибелиуса после недавней поездки в Финляндию.
– У вас весьма спортивная выправка. А тут фирменными секретами располагаете?
– Коротко об этом не скажешь. Самое главное, по-моему, не переедать.
– Без чего холодильник считаете пустым?
– Без апельсинового сока.
– В кино ходите?
– А как же, телевизора дома у меня нет.
– Какую книжку в последнее время прочли с особенным интересом?
– В Москве случайно купил монографию великого петербургского композитора Геннадия Банщикова «Основы функциональной оркестровки». Прочел не только с огромным интересом, но и с практической пользой для себя.
– А какое в жизни у вас было последнее крупное разочарование?
– Учусь жить так, чтобы не разочаровываться. Если подобное и случается, то обычно причин на стороне не ищу и почти всегда оказываюсь прав.
– В афише ярославского фестиваля есть фрагменты из оперы Римского-Корсакова «Сказание о граде Китеже». Русская музыка и – детище католического Запада орган, их «брак» по любви или по расчету?
– Отечественная классика мало что достойного может предложить для органа, шедевров почти нет, вопреки тому, что для него писали такие корифеи, как Глазунов и Танеев. Приходится браться за переложения, чтобы заполнить пробел. А что получается, не мне судить.
Спросили мы гостя из Франции и о погоде. Крещен-ские морозы на родине Бизе и Гуно выглядят так:
– В дорогу пришлось захватить зонтик. В день вылета в Париже шел дождь.
– В штабной комнате фестиваля нас познакомили с вашей мамой. Может быть, кто-то еще есть у вас в группе поддержки?
– Больше никого. Только мама. По профессии она не музыкант, а врач, но дело не в этом. С тех пор как я несколько лет назад переехал в Париж, мы с родителями видимся совсем редко. Вот и позвал маму в ярославскую поездку. И, конечно, не жалею. Ее присутст-вие бодрит и вдохновляет не меньше арктических холодов и вполне бодрящего – два концерта за три дня, не считая репетиций, – творческого тонуса ярославского фестиваля.
Юлиан НАДЕЖДИН