– Зачем на Руси объединялись в артели мастеровые, догадаться нетрудно: локоть к локтю легче не дать любимому делу захиреть. А какие цели преследовало широкомасштабное объединение писательских сил от Москвы до самых до окраин? Что о том говорилось при товарище Сталине и позже, мы читали. Как это видится нам сегодня – вот вопрос.
– Тоже ведь ничего нового не скажу. После перестройки у нас было время выяснить это до мельчайших подробностей. С мастеровыми я бы писателей не сравнивал. Те объединялись сами – жизнь заставляла. А тут ведь совсем другое. Власть ценила мощь слова и не жалела сил и средств, чтобы талантливых людей в условиях жёсткой цензуры приручать и прикармливать. Внешне всё выглядело так, будто Союз советских писателей во главе с человеком широких взглядов на жизнь Алексеем Максимовичем Горьким создаётся исключительно в интересах пишущих, для помощи им и в целях «развития литературного процесса».
– Но Союз ведь эту помощь действительно оказывал. Например, мог «протолкнуть» рукопись в издательство.
– На гонорары можно было жить. Через литфонд давали путёвки в Дома творчества, а они были и в Ялте, и в Коктебеле, и в Пицунде, и в Юрмале. Правда, провинция и тогда, видимо, с трудом поспевала за столицами, где дотянуться до «кормушки» было легче, особенно если ты как писатель чего-то стоишь.
– Какие-то документы из тех времён сохранились?
– Приведу письмо в политпросветотдел обкома ВКП(б) первого уполномоченного ССП СССР по Ярославской области Василия Смирнова, в будущем известного прозаика, лауреата Госпремии. Ярославское отделение Союза было создано весной 1938 года. А в августе того же года Смирнов вынужден был поставить обком в известность, что отделение «до сих пор не получило никаких средств» и существовало, как выразился автор послания, «на остатки прошлого года». А между тем, читаем дальше, «из правления Союза нам сообщили, что есть специальное решение Совнаркома о дотации литорганизациям из местных бюджетов».
С господдержкой, как видим, и в те времена было туговато.
– Сколько членов Союза было тогда в Ярославле?
– На учёте у Смирнова стояли поначалу 35 литераторов. Из них кандидатов в члены Союза можно было перечесть по пальцам одной руки. Сам Василий Александрович был принят в Союз только после войны и то не сразу, в сорок седьмом году, уже автором романа «Сыновья» и первой части главной своей книги «Открытие мира».
– Три десятка художников слова – это же силища!
– Дважды в год выходил литературный альманах, свои первые книги ещё до войны выпустили, например, Лисянский и Кузнецов, и сам Смирнов. Всё же будем осторожны в творческих оценках. Свой Союз некоторые из них называли «областным литобъединением». Может быть, отдавали дать памяти звонким нэповским временам, когда сразу после революции в Ярославле возникли Союз поэтов и объединение рабочих писателей «Литьё». На вечерах Союза поэтов, напомню, читала свои первые стихи поэт волею божьей Мария Петровых. Одной из литературных групп руководил драматург Александр Афиногенов. Его пьесу «Чудак» в 1930 году поставил Волковский театр. Когда в середине 20-х возникла Ярославская ассоциация пролетарских писателей, её некоторое время возглавлял ещё один талантливый уроженец Ярославского края Алексей Сурков. Здесь писал роман «Разгром» Александр Фадеев. Из наших краёв родом Лев Ошанин, автор текста великой песни «Эх, дороги...».
– Практика «социального заказа» ярославцам была знакома?
– Тема, думаю, требует изучения. Ничего подобного печально знаменитому выезду советских писателей во главе с Горьким для прославления трудового энтузиазма на Волго-Балт, который строили зэки, в наших архивах пока не найдено. «Социальный заказ» осуществляли издательства – это да. Они-то, судя по всему, напрямую получали рекомендации «прославить и воспеть». И когда автор приходил в издательство с рукописью, могло последовать встречное предложение – с гарантией публикации.
– От политрепрессий Союз мог писателей защитить?
– Судить о его возможностях в какой-то мере можно, вспомнив Николая Якушева. За участие в студенческом кружке он поплатился двадцатью годами лагерей. Когда его в 1956 году выпустили из Волголага, он остался в Рыбинске. Женился, растил двоих сыновей. На обжигающей теме «зоны» он и вырос как незаурядный поэт. В хрущёвскую «оттепель» Якушева приняли в Союз. А потом попал он в историю с письмом Солженицына Союзу писателей об отмене цензуры. Крамольное письмо Якушев привёз в Рыбинск, читал его друзьям и добрым знакомым. Его вызвали в компетентные органы. Был поставлен вопрос об исключении его из Союза писателей. Решение должна была принять областная организация. На общем собрании Якушев получил взбучку. Но из Союза его не исключили. В какой-то степени это облегчило его участь. Но книги его не издавались, на работу опального не брали. Приняли после того, как за него вступился ответственный секретарь, поэт-фронтовик Иван Смирнов.
– В Великую Отечественную музы, как мы знаем, не молчали. В Ярославле писательская организация в годы войны действовала?
– В сорок первом все ушли на фронт и на дверях повесили замок. В первых боях погибли Афиногенов, Флягин. Не вернулся с фронта Кузнецов – на «пятёрке», кстати, есть улица его имени. Сразу после войны вышли переиздания рассказов Флягина, повести Кузнецова «Ювелиры» и «Пошехонская новь». Увидели свет сборники стихов поэтов-фронтовиков Лосева, Лисянского, пьесы и проза узника Бухенвальда Брендючкова. Памяти «сороковых роковых» и сегодня верен Иван Алексеевич Смирнов. Он руководил нашей организацией с 1964 по 1981 год!
– Юрий Бородкин, кажется, этот пост занимал ещё дольше?
– Двадцать один год! Абсолютный рекордсмен. Причём, не теряя творческого тонуса. Его роман «Кологривский волок» стал первой публикацией ярославцев в «Роман-газете» – вышел тиражом в миллион экземпляров.
– Какие книги, вышедшие до перестройки, вы назвали бы в этом ряду?
– Романы «Зори над Русью» Михаила Рапова, «Иван Болотников» Валерия Замыслова, трилогию Виктора Московкина «Потомок седьмой тысячи», «Время дождей» Александра Коноплина. Полный перечень имён поэтов был бы ещё длинней – без обид назову только тех, кого уже нет с нами: того же Якушева, Савинова, Голосова, Ефремова, мышкинца Ковалева.
– Когда на сломе времён Союз писателей в Москве разделился, как тогда говорили, на «патриотов» и «демократов», руководству ярославского отделения, наверное, пришлось-таки за целостность своих рядов поволноваться?
– Пришлось, однако же он устоял. В новый Союз российских писателей ушёл только Василий Пономаренко.
– Членство в новом Союзе давали по рукописям, не дожидаясь выхода первых книг. Как вы к этому относитесь?
– Без излишних восторгов, скажу дипломатично. Торопиться в таких делах ни к чему. Если книга вышла, то по отзывам и рецензиям, по спросу на неё в библиотеках видно, чего стоит автор в глазах читателей. Момент важный, согласитесь. По-моему, во вред самому автору – не учитывать этого при приёме в Союз.
– Молодых сегодня вы чем можете поддержать?
– Через публикации в «Ярославском альманахе», обсуждением рукописей в лит-объединении, что собирается в моём кабинете по средам. Ходят туда люди самые разные по роду занятий, есть среди них и юрист, и предприниматель, и архитектор, и ваши молодые коллеги-журналисты. Недавно приняли мы в Союз воспитанницу института культуры Надежду Кудричеву. Ждём, когда её кандидатуру утвердят в Москве на правлении Союза писателей России.
– Судя по неубывающей стопке новых книжек с автографами у вас на столе, ярославская словесность начала нового столетия по меньшей мере не бедствует. Это так?
– Слава богу, как-то находят спонсоров. Но ни одно местное издательство договоров с писателями не заключает и гонораров не платит, даже если пришёл бы Лев Толстой, ну или, скажем, из действующих и успешных Борис Акунин. И они, скорее всего, получили бы от ворот поворот, если бы не заплатили за издательские и типографские расходы, продолжающие дорожать. После того, как оказалась в долгах «Верхняя Волга» и её с насиженного места выселили, ярославская литература не попадает на большие книжные ярмарки. Редко когда прочтёшь рецензию о ком-то из нас в центральной прессе.
– Приказал долго жить журнал «Русь»...
– После того, как областная администрация перестала считать себя обязанной его поддерживать.
– «Ярославский альманах» как часто выходит?
– Меняя название – «Волжские разливы» на «Притяжение Волги» и «Волжские паруса» – до поры до времени он худо-бедно выходил раз в год. Год последнего выпуска – 2006-й. Рукописи для следующего собраны. Хотелось издать к 70-летию. Не получилось.
– По праву читателя двух ваших последних романов, обязан поинтересоваться, как в юбилейный год писательской организации обстоят личные творческие дела её руководителя?
– Не юбилейная тема. Но вопрос задан, и не имею права не уважить вас как читателя. Идут мои дела с переменным успехом. Оба романа, и «Панков», и «Салин», были отмечены областными премиями. Но если первый отдельной книжкой в Ярославле издан, то второй – о судьбе трёх поколений рода комиссара Семёна Нахимсона, напечатанный в журнале «Дон» тиражом в 500 экземпляров – из моих земляков прочли пока разве что родные и близкие. Я ответил на ваш вопрос?
– Благодарю. Но давайте о чём-нибудь повеселей. Не будет мне в жизни покоя, если не спрошу вас: верны ли слухи о литературном музее? Будто именно вы, Герберт Васильевич, решились на дерзновенный поступок: на фоне нескончаемых разговоров о том, что такой музей Ярославлю давно нужен, перешли от слов к делу?
– Сдвинуть тот камень с места дружно пытается небольшая группа энтузиастов. Обратите внимание на тот почтенный чемодан, чьё основное достоинство, как видите, в его вместимости? Сейчас-то он пустой, но как раз с ним поэт Евгений Гусев ездил недавно в Москву, в семьи Суркова и Лисянского и кое-что привёз. Наверняка что-то интересное для задуманной нами постоянной экспозиции обнаружится и на месте – в Ярославле, в Рыбинске или где-то ещё. Потому что я твёрдо уверен, что и Якушев, и Московкин и многое из того, о чём мы с вами сегодня говорим – это уже история современной культуры. Для начала есть смысл водить сюда...
– ...богатых интуристов?
– Да хотя бы школьников, чтобы не думали они, будто на Некрасове вся литература в наших краях кончилась и в эпоху революций и мировых войн никто здесь о вечных загадках и ценностях души не задумывался, и ни стихов, ни прозы никогда не писал и не издавал.