По первому вопросу проблема, в общем-то, ясная. Чиновники в стране плодятся, как тараканы, жить в самом центре столицы престижно. Так ведь и у нас в Ярославле непременно надо, чтобы на Стрелке. Чего ж удивляться, что они положили глаз на клубы для российской интеллигенции, как назло расположенные в самом сердце города, да ещё в добротных старых домах. Рвётся туда чиновный люд, отталкивая локтями нашу робкую интеллигенцию, как воробьи у кормушки. А интеллигенты что, они лишь оскорблённо поскуливают.
Содержать такие дома актёрам, скульпторам и прочим балеринам на свои кровные невозможно: мы вот все печалимся о смешных заработках учителей и врачей, и мало кто вспоминает, что зарплата какого-нибудь ещё не заслуженного актёра – их родная сестра. Вот и закрываются эти самые дома один за другим, и если их добром не отдают, в ход идут другие меры. Московский Дом актёра в свое время сгорел не сам по себе, его явно подожгли, уверен Н. Цискаридзе, и остальные участники встречи охотно с ним согласились. Закрываются мастерские художников. В общем, если называть вещи своими именами, речь идёт о целенаправленном наступлении чиновничества на культуру.
Нет, я не думаю, что власти так вот прямо взяли и решили придушить российскую культуру. Её, культуру-то, и душить, собственно, не надо. Может быть, старики помнят, как после войны у нас в городах было модно кормить голубей. Птиц в результате развелось столько, что они стали проблемой, а когда выяснилось, что они ещё и болезни разносят, уничтожать их не стали, но и кормить запретили. Глядишь, их поголовье и сократилось. Думается, что с нашей культурой власти поступают, как с голубями… Перестали её субсидировать, вот она и чахнет. Пройдёт какое-то время, и уровень нашей культуры, даже самой передовой, снизится до «новых русских бабок». И всем будет хорошо и спокойно.
А ведь стоит помнить, что жизнь творческого работника, особенно актёра – это сплошные нервы. Да, есть уникумы, которые доживают до преклонных лет и даже продолжают играть. Но век большинства, и притом самых великих, увы, короток, и последние горькие наши потери – тому свидетельство. Да и то, если подумать: хорошо тому лицедею, который притворяется, что переживает; а если вы каждый вечер на сцене умираете, сгораете от ревности или несчастливой любви, сами кого-нибудь убиваете в прямом или переносном смысле, сегодня вы счастливый любовник, а через двадцать четыре часа – коварный злодей… Как отойти, оттаять от всего этого ужаса? Как избежать инфаркта? Вот для этого и нужны такие дома творческого работника, клубы, где можно встретить единомышленника, спросить совета, поплакаться ему в жилетку, да что там – просто вместе выпить пива в спокойной обстановке.
К этому стоит добавить, что люди с испорченными на сцене нервами – народ в общежитии не простой, даже в семейной жизни с ним нелегко. Нередко только в клубе его нервная система хоть как-то гармонизируется.
В некотором смысле актёр похож на поэта, о котором говорят, что хорошее стихотворение рождается, когда у его автора палец зажат в дверях: хрустит кость, поэт кричит от боли, и боль эта выплёскивается на бумагу. После по-настоящему сыгранной роли актёр, бывает, долго ещё отходит.
Думается, что такие клубы очень, жизненно необходимы в любом городе, и в нашем тоже, и не только для актёров. Не так давно таким был киноклуб Нины Николаевны Юстиновой, вечная ей память, а с её уходом от нас не стало лидера, который смог бы так вот объединить творческую интеллигенцию Ярославля. Когда умирает традиция, возродить её ох как трудно. Даже если найдётся помещение, надо, чтобы людям захотелось туда ходить.
Между прочим, на передаче отмечали, что таких домов на Западе практически нет. То есть какие-то клубы есть, но там вместо привычных у нас «капустников», на которых актёры, как говорится, отрываются по полной программе, устраиваются концерты для ублажения спонсоров. Это, получается, не отдых, а работа, да ещё и не слишком вдохновляющая. Почувствуйте разницу. Пока что, выходит, Западу впору нам завидовать. Вот только надолго ли?
От проблем выживания творческого работника «Времечко» плавно перешло к проблеме выживания вообще. Американские учёные заявили, что человек может жить до 800 лет. В конце концов, Адам жил девятьсот тридцать лет. Библейские патриархи легко разменивали вторую сотню. По имени одного из них срок жизни долгожителей называют мафусаилов век. Жил этот Мафусаил сто восемьдесят семь лет. Я уж не говорю про Ноя, которому было отведено полтысячелетия. Так что мелочиться нечего.
Старики со мной согласятся, что идея жить подольше – неплохая. Хотя, по зрелому размышлению, восемьсот – это всё-таки небольшой перебор. Вспоминается разговор двух маленьких девочек. Одна говорит: я хотела бы иметь сто детей. Вторая ей возражает: нет, сто – это много, трудно будет воспитывать. А вот на пятьдесят я бы согласилась…
Но всё-таки, если серьёзно: что надо делать, чтобы дотянуть ну хотя бы до ста двадцати? Один из американских советов особенно рассмешил: надо, говорят, побольше ругаться. Ругайтесь, ссорьтесь, выплёскивайте весь свой негатив, и вы очиститесь от, так сказать, психологических шлаков. И будете жить-поживать. Если, конечно, добавлю от себя, раньше не помрёте от инфаркта.
Прочие советы включали спасительные пиявки, ныряние в прорубь и другие подобные экстремальные средства. Но прозвучали на передаче и более занятные соображения. Доктор биологических наук профессор П. Гаряев уже лет десять проповедует влияние на ДНК, тормозящее процесс старения. Об этой теории я раньше слышал от коллеги Гаряева биофизика Г. Г. Тертышного. Каждая отдельная клетка любого организма, говорят учёные, принимает и передаёт информацию от других клеток, и психическое и физическое здоровье человека прямо зависит от воздействия на его клетки «хороших» или «плохих» волновых генов. А это воздействие можно-де регулировать. Неспециалисту вроде меня разобраться в сложных формулах, которые сопровождают эти рассуждения, невозможно, но очень хочется, чтобы учёные мужи были правы. Правда, противников этой теории явно больше, чем сторонников, были они и на передаче. Но, в конце концов, у Галилея их было ещё больше, не так ли? Голосованием тут ничего не решишь.
Молодая и симпатичная ведущая передачи энергично возразила выступавшим: ну хорошо, будем жить восемьсот лет, а как, интересно узнать, буду я выглядеть к концу этого срока? Если так, как я думаю, то я категорически против!
Понять красавицу, конечно, можно. Трудно представить, чтобы к концу своего восьмисотлетия она выглядела, как сейчас. Впрочем, Гаряев успокоил: человек будет периодически регенерировать свои органы, вводить в организм новую информацию и тем замедлять старение. Износилось у вас сердце, вам его починят, сделают, как новенькое, и снова вы как огурчик. Надо думать, и внешний вид в такой ситуации можно сделать какой вам угодно. Короче, в семьсот девяносто пять баба ягодка опять!
Но, наверно, главное – это понять: если нам дадут такой большой срок жизни, что мы будем с ним делать? Зачем нам столько жить? Наверно, дело всё-таки не в долгих годах жизни, а в их качестве, как это ни банально звучит. Пушкин, а в наши дни Высоцкий, Олег Даль, Абдулов жили мало, но наполняли свои жизни таким содержанием!
Так что давайте не будем замахиваться на восемьсот. Трудно будет такую уйму лет прожить плодотворно.
А вот на пару сотен я бы, так уж и быть, согласился!
Владимир ЖЕЛЬВИС