Конфуз в Минске
Решили своих впечатлений от партнеров не скрывать, но победила дружба. Протокол о поставках настоящей ростовской финифти был подписан.
Даже и не представить, какой международный скандал разразился бы, случись что-нибудь подобное, допустим, со знаменитой лиможской эмалью. Французы любителей халявы по миру пустили бы в одном исподнем. Такие шутки плохи именно с изделиями старинных ремесел, на всем белом свете жестко приписанных по закону к месту их зарождения. У нас тоже сейчас вроде все ясно: получи согласие на право пользования торговой маркой, скажем, той же «Ростовской финифти», заключай контракт и на здоровье торгуй украшениями с фирменным «цветиком-семицветиком». Ну а господа самозванцы пожалуйте в суд, отвечать за свое самозванство.
То – на бумаге, но совсем все не так в жизни. Ювелирно-сувенирные прилавки блестят-сверкают по всему Золотому кольцу. «Ростовскими» цветиками, пейзажами, святыми образами, нивесть где и кем сработанными, в разгар туристского сезона буквально завалены лотки возле музеев и церквей в Ярославле, Угличе, Ростове. Причем и на родине промысла днем с огнем надо искать товарный знак фабрики, еще в 1985 году защищенный свидетельством об исключительном пользовании им и переоформленный нынешним владельцем контрольного пакета акций фабрики – ООО фирмой «Инкомпроект».
Много моды, мало веры
Ростовский искусствовед Вера Вахрина и член Союза художников России, историк промысла Анатолий Зайцев рассказывали, как та «умелая халтура» может выглядеть непосредственно на рабочем месте финифтянщика.
Есть образец букета с утвержденным набором соцветий и количеством листьев. Идет нормальная работа по трафарету, заготовленному, к примеру, на сотню пластинок. Ненормальности появляются, когда начинают взапуски «гнать» тираж.
Тут коммерция, дающая прибыль фирме и заработок мастеру, начинает оказывать промыслу медвежью услугу. Прямо в цехе «облетают» с тех букетов листья, сокращается количество прописок рисунка, «цветочнику» уже не до таких тонкостей, как валеры и лессировки, когда солнечный свет в прозрачном красочном слое играл бы, как луч в чистом лесном ручье.
Барыжная пагуба затронула и тех, кто на потоке пишет иконы – с них когда-то много веков назад и начиналось ростовское «огневое письмо».
– Финифть сейчас в Ростове не пишет только ленивый, – послушаем Вахрину. – Безвкусицы хватает и в живописи иконной. Так и бывает, когда много моды да мало веры.
Однажды Вахрина пришла в гости к одному из тех, кто на свой страх и риск пишет и обжигает иконы «в кухонных условиях». Спросила про евангелиста на незаконченной иконе: кого, мол, писать изволим?
Как видно, застигнутый врасплох изограф хмурил лоб, чесал затылок:
– Да, видишь вот мужика с книгой.
И ничего вразумительнее этого гостья в ответ не услышала.
После крутого рыночного бума конца XIX века промысел лежмя лежал, и даже «ростовскому Рафаэлю» Александру Назарову, основателю в 1919 году артели финифтянщиков «Возрождение» и школы при ней, пришлось со товарищи вспоминать кое-что из технологии, описанной в книге о промысле Константина Фуртова – издана была та книга всего-то лет сорок назад.
Камень на дне ручья
Полстолетия спустя с той же целью отправился по старым мастерам – а еще были живы ученики Назарова – художник Александр Алексеев. Он первым рискнул уйти с фабрики на вольные хлеба. До 1959 года «Ростовская финифть» была артелью. Да и позже там витал тот остаточный дух, когда мастера имели долю в общей прибыли, дорожили честью марки, могли по-учиться друг у друга уму-разуму, а при случае спешили товарищу на выручку.
Между тем фабрика с ее казенными стенами и спущенными сверху планами «от достигнутого» уже брала верх над артельными «пережитками прош--лого». На выставках, да, погоду делали таланты от Бога – Анатолий Кокин, Николай Куландин, Александр Хаунов, Лидия Матакова, Борис Михайленко, Владимир Грудинин. В стенах же предприятия главным дей-ствующим лицом был копиист на потоке. Он ценился и получал больше разработчика новых образцов из экспериментальной группы. Ибо кормил фабрику он и в первую голову он, поставщик «его высокопроизводительства» ширпотреба.
Уйдя с фабрики, Алексеев пытался копировать лучших мастеров XVIII века. И ничего у него толком не получалось. Работа по трафаретам замылила глаз и такому изощренному колористу, как он. Затворничая у раскаленного муфеля, начинал с белого листа. Мне доводилось видеть его амбарные книги – с пришпиленными прямо к бумаге пробами на медных пластинках, осколками старинной финифти.
Свои рецепты (один из них – получение пурпура из окиси золота) выстрадал семью потами. На фабрику же так больше и не вернулся. Правда, предложение войти в худсовет принял охотно – знает, каких сил стоило промыслу, оставшись в годы рыночных реформ без господдержки, теряя лучших мастеров, сохранить свое имя и звание.
У Александра Геннадьевича подрос сын, стал ювелиром. По слухам, семейная мастерская Алексеевых недостатка в заказах не испытывает. Ну а писать и обжигать крестьянский сын Александр Алексеев предпочитает по завету передвижников «в сговоре с природой». Сам он тоже заядлый передвижник. Когда выдается погода и есть настроение, снаряжает свой трехколесный возок на велосипедном ходу – с муфелями собственной конструкции. Любимую лыжную шапку на лоб, упряжь из тесемки через плечо, и в путь, в любимое Скнятиново.
Сидит на берегу, пишет и тут же обжигает. А то откуда бы на его пейзажах взяться всей этой берущей за душу прямо-таки акварельной лирике? Деревья у него увиты микроскопической серебряной паутиной изморози. Вокруг стогов клубится вечерний туманец. Падающая звезда искрой просверкивает по ночному небосводу.
Уходящая натура?
Посмотрим, каков выбор финифти у нас в Ярославле. В ювелирном магазине центра «Русские ремесла» – ровным счетом никакого. Не из-за дефицита, как нетрудно догадаться, а по словам продавщицы, просто потому, что «не берут». Не станем спорить с тем, что расписной брошке за 250 целковых трудно соперничать с золотой подвеской по цене и того дешевле – за 228.
Самый демократичный драгметалл – по-прежнему серебро, и финифти с каким-нибудь «нойзильбером» под серебро теперь не увидишь. Коммерция тут, отдадим ей должное, дает сто очков вперед любой плановой массовке. В былые дни ежегодные фонды чистого серебра «Ростовской финифти» – а это целых 250 килограммов – запаивались в швы или пускались по ветру в тонком гальваническом покрытии: те шесть или восемь микрон в носке превращались в пыль за считанные недели.
Финифть в серебряной оправе, понятно, дороже, но ее выпускают, потому что – берут. Две витрины фирменных украшений в «Яхонте» на улице Кирова выглядят вполне у себя дома. По ценам – тоже. Если брошь с букетом вы купите здесь за триста рублей, то за шкатулку с пейзажем готовьте всю тысячу, а на ценнике иконы Георгия Победоносца, убивающего змея, значится впечатляющая цифра «8755».
Напрасно бросал я орлиные взоры в сторону обворожительных сотрудниц «Яхонта» – ни одна из них в тот день ростовской финифтью себя не украсила. Так что пусть не обманет нас нынешнее изобилие на уличном рынке финифти. Он еще питает надежды на интуриста, для путешественника издалека и сегодня ростовские цветочки – русская экзотика.
Те букеты на серьгах, кулонах и браслетах – все же уходящая натура, и это сразу же выяснилось на дружеском блиц-опросе коллег прекрасного пола, устроенном автором этих заметок в стенах редакции. Впрочем, почти все собеседницы, независимо от возраста, не отказались бы, будучи при деньгах, подарить близкому человеку домашний оберег в виде именной иконы или ларчик с ростовским пейзажем. Пусть даже по цене телевизора «Панасоник».
Баржу сняли с мели
Вот и заместитель гендиректора фирмы «Инкомпроект» по экономике и финансам Ольга Давиденко встречала корреспондента у себя в кабинете, судя по всему, в полнейшей уверенности, что фирменная финифть вполне к лицу и ей. Строгий облик бизнес-леди эффектно оттенял комплект из сережек, подвески и перстня. Свежий колорит, чистое серебро, изюминка – в дизайне. Живопись молодой художницы Натальи Моисеевой рассчитана на зрительское воображение. В глазах у гостя то ли морская гладь заструилась на рассвете, то ли зашелестели листья какого-то волшебного розового древа.
Красиво. И гарнитур стоит своих денег – 1200 рублей. Правда, в магазине новинки пока не увидишь. После возвращения ее небольшого проб-ного тиража из пробирной палаты комплект дадут в магазины, ярославские и московские. Разработки Моисеевой на «Ростовской финифти» – день сегодняшний, а лучше сказать завтрашний. Наметился спрос на абстрактный дизайн, и новые владельцы фабрики, как видим, стараются не терять времени даром.
Ищут баланс цены, качества и вкусов или требований заказчиков. Среди них Давиденко называет только самых солидных – подарочный фонд администрации Президента РФ, мэрию Москвы, столичный Экс-по-центр, а из вип-персон – Евгения Примакова. Выполнили несколько сложных заказов на корпоративные подарки. Спрос на панно с логотипами фирм, с портретами бизнесменов есть всегда.
Где таких хороших заказчиков находят? Чаще всего на крупных выставках. Там ростовский промысел с недавних пор вообще стал заметней. Наша собеседница привела такое простое сравнение: если в 2003 году на ежегодной выставке «Ювелир» в Сокольниках их экспозиция занимала всего четыре квадратных метра, то год спустя было что показать на двадцати восьми – при стоимости участия в полмиллиона рублей.
По словам главного художника «Ростовский финифти» Галины Соколовой, давно ли предприятие было похоже на баржу, основательно застрявшую на отмели. Всем казалось, что нет таких сил, чтобы стронуть ее с места. Средняя зар-плата была чуть больше двух с половиной тысяч. Зимой художники работали в верхней одежде. Капитального ремонта на фабрике не было лет тридцать.
Сейчас фабрика скорее похожа на верфь, где готовятся к спуску на воду нового судна. Крыша больше не течет, пущена котельная на газе, в бухгалтерии и отделе снабжения появились компьютеры. Что до разработчиков образцов, то их уже не назовешь угловыми жильцами. На потиражные – полпроцента от выручки, как и прежде, не проживешь – у лауреата премии имени И. Е. Репина знаменитого ювелира Матаковой потиражные – от 12 до 18 тысяч. Не в месяц – за год. Авторы не просто имеют право оговаривать свою цену за новинки, но и правом этим в защиту своих интересов уверенно пользуются. Есть у них и творческие дни, чтобы сделать что-то и для себя.
Фактически заново создается музей фабрики, где можно будет увидеть коллекцию образцов, прославивших когда-то ростовскую финифть, в том числе и на международных выставках. Под музей отдано больше сотни квадратных метров полезной площади – вместо нынешних пятнадцати. Начат евроремонт. Будет при музее гостевая комната для общения с партнерами, в планах – и действующая мастерская финифтянщика. Чтобы любой смог испробовать своими руками, легко ли дается хлеб мастеру «огневого письма».
Юлиан НАДЕЖДИН.