После окончания Московской сельхозакадемии менеджеров Попов попал на стажировку в США и полгода жил и работал в штате Висконсин.
– Досталась мне отдаленная ферма. У хозяина Карла Пакета было молочное стадо в сто голов да семьдесят телят. При ферме около двухсот гектаров земли.
На американской ферме руководитель российского сельхозпредприятия был обычным наемным работником. Кроме Николая на Пакета батрачил еще японец. Платил хозяин каждому работнику по доллару в час. Подъем ежедневно в четыре часа утра.
– Хозяин просыпался и работал наравне с нами. Перерыв на завтрак в 8 утра. На утреннюю трапезу отпускается ровно час. Но если работник не успел управиться с делами до завтрака, то время на прием пищи урезается соответственно. Если все сделал и до завтрака осталось время, фермер обязательно найдет для работника дополнительное занятие – лишь бы не прохлаждался. К столу позовут лишь с боем часов.
– А перекуры?
– Исключено! Причин для простоев там попросту не бывает. Мне даже пришлось бросить курить.
Работа привычная: кормление коров, дойка, кошение травы, уборка навоза. В принципе все как на отечественной ферме. Те же молокопровод, транспортер навозоудаления. В новинку разве что автоматический кормораздатчик, считывание чип-карты с каждой коровы, что обеспечивает оптимальный отпуск корма животному.
Обед в 12 часов, ужин в 18-30. Здесь уже можно подольше посидеть за столом, погутарить с хозяином за жизнь, чуток расслабиться. Выяснилось, что ферму Карл выкупил у собственного отца, брал кредит в банке, выплатил все до цента.
– Вообще взаимоотношения в американской семье довольно своеобразные, – говорит Николай. – До 17 лет, пока отпрыск учится в школе, – это просто ребенок. С получением аттестата зрелости все привилегии детства заканчиваются. Повзрослевшее чадо обязано платить за проживание, питание, за каждый разговор по телефону.
Еще вот что запомнилось Николаю.
– Убедился, что в Штатах высокий уровень деловых, партнерских взаимоотношений. Земля, на которой мы батрачили с японцем, каменистая. Хозяин приобрел камнеуборочную машину. Я сел за рычаги. На второй день сломался гидроподъемник. Карл позвонил в компанию, которая поставляет технику. В тот же день прямо в поле, где случилась поломка, примчалась машина с новым образцом камнеуборочной машины. Представители фирмы еще и выплатили фермеру компенсацию за простой.
На ферме, как правило, нет штатных экономиста, бухгалтера или агронома. В случае необходимости по вызову хозяина приезжает высококлассный специалист и по договору выполнят свою работу. Да и квалификация самого фермера должна быть достаточно высокой, а иначе он не получит разрешения на управление хозяйством.
– Все там о’кей, словом?
– Отнюдь. При всей свободе действий свободного времени в нашем понимании у тамошних фермеров нет. К вечеру мы все еле ноги таскали от усталости. «Ящик» посмотришь, журнал полистаешь, и часов в девять вечера уже тянет на боковую. А в четыре утра снова к коровам. Я в этом жестком режиме проработал только полгода. Американский фермер так без праздников, отпусков и выходных трудится десятилетиями.
– Что-то ведь их к этому побуждает?
– Думаю, дело в том, что государство в Америке, преследуя свои цели, не забывает и о личном интересе конкретного товаропроизводителя. В США фермеру могут дать кредит на 50 лет, так что у него есть возможность выплачивать долг небольшими долями. Плюс льготные лизинговые операции. Американский фермер привык, что цены на продукцию, которую он покупает или производит сам, не меняются многие годы. А это значит, что результаты своего труда, материальные выгоды можно заранее просчитать.
– То есть в Америке все же есть смысл горбатиться?
– Именно так. А у нашего сельхозпроизводителя сегодня, кроме лизинга, никакой «руки помощи». Как можно успешно вести хозяйство, если, например, с 1990 года цена на зерно увеличилась в 21 раз, на молоко и мясо соответственно в 12 и 15, а электроэнергия вздорожала в 160 раз, запчасти и техника – в 150 – 280, удобрения в 100, бензин аж в 250 раз. Сельхозпроизводитель у нас крайний. В таких условиях, как ни старайся, все будет коту под хвост.
– И какой же вывод?
– А такой, что при отсутствии серьезной поддержки государством российского сельхозпроизводителя нам пока рано отказываться от коллективных форм труда на селе. В одиночку выжить труднее. Сельхозпредприятия в России, что ни говори, выполняют определенную социальную роль. Члены нашего, например, кооператива трудятся не по 15, а по восемь часов в день, доярка через четыре на пятый день имеет выходной, каждому положен отпуск. Мы проводим в дома газ, беря немалые расходы на себя, члены СПК получают бесплатно сено для домашнего скота, по льготным ценам селянам отпускаются корма, дрова. Доля социальной ответственности на кооперативе немалая. В принципе я не против любой формы собственности в сельхозпроизводстве, но при одном условии – если государство повернется лицом к деревне. А пока у нас выбившихся в люди фермеров единицы, разорившихся – десятки, сотни.
В штате Висконсин при трех работниках на ферме, обслуживающих сто коров, при шести укосах трав (штат находится на параллели нашего Ставрополья) от каждой коровы получают в год по десять тысяч литров молока. В СПК имени 1 Мая на балансе 300 голов, ежегодный надой от коровы – 2500 литров. В кооперативе 86 работающих. Зато сено члены кооператива получают бесплатно.
Валерий ПРОХОРОВ