* * *
Мне четыре. Я изрекаю бред,
Как всегда, навязчиво и нескромно.
Я хочу быть звёздочкой в декабре,
С разноцветной яркой большой короной.
Я беру фломастер, веду черту
На обоях комнаты в той общаге:
Вот, смотрите – это свой дом коту,
Ему места нет на простой бумаге.
Я люблю подарки и голос папы,
Мама дует в ранку – пройдёт до лета!
Я танцую с Кешей, держа за лапы,
Нацепив на шею ему браслеты.
Мне одиннадцать, я продолжаю верить:
Чудеса бывают всегда под утро.
Туфли мамы и платья нравится мерить
И красить щёки невкусной пудрой.
Я ночью ноги спускаю нА пол –
Мол, слышишь, ты, крокодил кроватный,
Уже нет страха, что ты оттяпал
Полноса мишке и счастье спрятал.
Я уже не боюсь грубияна Сашку,
Папа дарит ролики и конфеты.
В поле целое море моих ромашек,
В дневнике я прячу свои секреты.
Мне не спится. И школа в этом году
Закроет свои деревянные двери.
Я спорю с мамой, что не найду
Свою профессию в этом мире.
Что надо книги читать большие,
Что хватит девочке верить в сказки,
Что скоро вырасту, и мужчины -
Не только счастье, любовь и ласка.
Кричу, ругаюсь, могу и топнуть.
Я с мамой спорю, так просто легче.
Уйти под вечер и дверью хлопнуть.
Шестнадцать лет. Оправдаться нечем.
Мне двадцать. Мама во всём права:
Надо было книжки читать и слушать.
Языки учить, выбирать слова,
За собой следить и нормально кушать.
У меня гастрит, в голове – бардак,
Но вся жизнь с большой
и цветной короной:
С подружкой ходим в ночной кабак,
Мужчин – как фантиков у вороны.
Страха нет – я звёздочка в декабре.
Всё сбылось, как раньше всегда хотела:
Карты в руки – готова к любой игре.
В таком возрасте нет ничему предела.
Я почти с дипломом, почти невеста.
Я почти что счастлива – это верно.
Но внутри отчаянно много места,
Нежеланно, пусто, бездомно, нервно.
Нет подруги, когда-то ушла за хлебом,
И любовь вернуться не пожелала,
Я сама своим задыхаюсь небом -
И если б можно начать сначала…
То там, на обоях, в далёком детстве
Я б коту рисовала не дом – а кошку,
Вы что-то ищете здесь в контексте?
Мне двадцать три –
пожалейте крошку.
Прочти
– Я всё равно люблю тебя, – говорит, – неважно там, что или где у тебя болит, я для тебя – магнит, так что давай без всяких там глупых обид, ты без меня инвалид. Ты же, как дура, в подушку ночами навзрыд, не удивляйся: секреты твой взгляд не хранит. Да, такая вот жизнь – для обоих нас стыд. Но Бог нам простит. Не грусти. Разговор закрыт.
– Я не могу без тебя, – ему отвечаю, – как ветер по полю, скучаю, книжки взахлёб читаю, заходи ко мне выпить чаю и останься… не замечаю: птиц караван отчалил, мы на одном причале. Вот бы уснуть нечаянно, и не вставать ночами, и не сгорать с лучами… Глыбы моих отчаяний твоими лечить плечами. Но ожиданье, молчанье… Прости. Вот теперь – кончаю.
– Почему такая упрямая, – спросит, – под дурочку косит, крестик не носит, ведь знаю – не бросит, чего только просит? Ну, девочка-осень. Мозги мне выносит. Обсуждали раз восемь, не нужны мне вопросы, она нервы насосом, не подходит по ГОСТам, совершенно несносна…
А она промолчит. Удаляя номера, не кричит. Меняет ключи. На подружку ворчит, дождь в окошко стучит, на душе кирпичи. Пламя той же свечи разжигает в ночи. И учи – не учи, письма мелко строчит с пометкой «прочти». И живая.
Почти.
Наталья, 39 | 18.06.2015 в 07:24 | ответить0
Спасибо!
очень тронуло…