Так вот, кошки. Черная и белая. Порода черной обозначена в специальной литературе как «обыкновенный деревенский тип» (так снисходительно называют их ученыефелинологи), белая же была благородных кровей – принадлежала к редкой в наших краях касте «тайская полосатая». Звали кошек Коша и Шаня.
Воспитанные с младых когтей в духе казацкой вольницы – можно все, кроме того что нельзя категорически, – кошки (живя вольготно и не ущемляя себя ни в чем) тем не менее умудрялись соблюдать правила человеческого общежития. А именно: штор не обрывали, когти об обивку кресел точили деликатно, чтобы хозяева не сразу заметили, разборки меж собой устраивали в отсутствие хозяев, капризами в еде, равно как и отсутствием аппетита, не отличались... Для полноты картины следует заметить, что и в пикантных ситуациях – когда, повзрослев, они стали время от времени испытывать вполне объяснимое с физиологической точки зрения томление плоти – так вот, даже в такие непростые для них дни вели себя кошки в высшей степени достойно. Гадкими голосами не орали, истерик не устраивали, в бега не ударялись, а только требовали у хозяев любви и ласки больше обычного. Словом, не кошки, а прелесть что такое.
Квартира их располагалась на первом этаже. Как только наступали теплые дни и хозяева открывали законопаченные на зиму окна, Коша и Шаня дружно отправлялись на прогулку. Бродвей их располагался на подоконнике, аккурат между оконным стеклом и железной решеткой. В этом узком коридорчике они и фланировали тудасюда, изящно покачивая хвостами. Надо ли говорить, что от такой неземной красоты у всех окрестных матроскиных просто крышу сносило вне зависимости от календаря. Они не только дежурили под окнами означенной квартиры день и ночь, пытаясь привлечь к себе внимание душераздирающими воплями и стонами, но и, отчаявшись, бросались на оконные решетки и висели на них, пока хватало сил. Кошки же делали вид, как будто ничего удивительного не происходит. Коты на жердочках висят гроздьями? Эка невидаль.
Наивно понадеявшись на добропорядочность и половую воздержанность кошек (никаких поползновений «на сторону» за четыре года совместной жизни!), хозяева утратили бдительность: уходя из дому, форточки закрывать перестали. И, как оказалось, зря.
В один прекрасный день, вернувшись с работы, хозяйка увидела черную пушистую молнию, метнувшуюся к окну. С чего бы это Коша носится как наскипидаренная, подумала она, но запнулась на полуслове: Коша преспокойно нежилась на диванной подушке. Если кошка здесь, то кто тогда рванул к окну? Ответ в виде чернильночерного кота (точная копия Коши, но помордастее) обнаружился на следующий день: распластавшись аля цыпленок гриль между решеткой и окном, стервец явился навещать свою возлюбленную. Ромео в свидании было категорически отказано: хозяйка, возмущенная падением моральных устоев в доме, даже не поленилась влезть на подоконник и через форточку потыкать в охальника веником, насколько доставала рука.
Редко, но метко – гласит поговорка. С одного раза Коша не только потеряла девичью честь, но и стала матерью. Родила точно в срок одного угольного крошку, деликатно избавив хозяев от необходимости брать грех на душу – пристроить беспородных кошек в хорошие руки сегодня проблематично, а на этого счастливца уже были желающие. (Отклонясь от основного повествования, замечу, что еще в младенчестве котенок продемонстрировал дурные манеры – обожал переворачивать пепельницы и вдохновенно валяться в окурках, за что был назван Смоки. В отрочестве стал отчаянным драчуном и гуленой и поражал всех удивительной прожорливостью: даже оброненный со стола кусочек хлеба заглатывал на лету, не жуя. Впрочем, домашним кот оставался недолго: по весне ударился в бега и пропал.)
Однако вернемся к нашей истории. После того инцидента кошкам было поставлено на вид, они прониклись (или сделали вид, что прониклись), и еще пару лет в доме царили мир и покой. Но в один отнюдь не прекрасный день все смешалось... Ни с того ни с сего чистюли кошки вдруг напрочь забыли, для чего предназначена кюветка с наполнителем, стоявшая испокон веку в коридоре. По причине внезапно нахлынувшей амнезии свои физиологические надобности Коша, а за ней и Шаня стали справлять там, где припрет: в гостиной, в горшке любимого хозяйкой цветка, на кухонном подоконнике и так далее. Амнезия, впрочем, оказалась очаговой: место, где стоят миски с едой, кошки помнили отлично. Естественно, хозяевами были предприняты разные меры: от разговоров по душам до использования засранок в качестве половых тряпок и откровенного мордобития. Воспитательный эффект равнялся нулю. Кошки нагличали и методично гадили, хозяева, грозясь отправить хвостатых негодяек искать кузькину мать, мыли полы по пять раз на дню...
Но все когданибудь кончается. Кончилось и хозяйское терпение. Дело в том, что кошки в один совсем уж ужасный день умудрились справить малую нужду... вы не поверите! – на картину, причем первая капля ядовитого потека, съевшего масляную краску на холсте, начиналась эдак сантиметрах в семидесяти от пола. То есть делать это гнусное дело надо было не иначе как в полете. Фантастика, но факт.
«...После непродолжительной гражданской панихиды... – начал Остап (В ту же самую минуту сотрудники, придав телу Паниковского достаточный размах и инерцию, выбросили его на улицу.), – ...тело было предано земле, – закончил Бендер». Так описывают «момент истины» Ильф и Петров. Хозяева не отступили от сценария ни на букву. Кошки были взяты за шкирки и торжественно вынесены кипевшими от негодования хозяевами на лестничную площадку для проветривания мозгов. (Выбрасывать на улицу их никто, разумеется, не собирался, но, как говорится в одном английском романе, «и у лакеев есть нервы».)
После ночевки в военнополевых условиях плохо отапливаемого подъезда кошки присмирели. Не капризничали, не дрались, съедали ненавидимый ранее «Китикэт» до последнего сухарика и, главное, справляли нужду строго в лоточек. Прелесть, а не кошки. Казалось бы, о чем нам дальше песню петь? А вот о чем. Ровно через шестьдесят пять дней (то есть строго отведенный природой срок) Коша... собралась рожать.
– Этого не может быть! – хозяйка металась по квартире и заламывала руки, как героиня немого кино. Роженица не возражала – дескать, не может так не может – и продолжала делать свое дело.
(Честно говоря, выдворяя кошку за дверь, хозяева все просчитали: подъезд запирается на кодовый замок – раз, в момент изгнания провинившихся была уже глубокая ночь, то есть нет шансов, что случайно задержавшийся сосед запустит какогонибудь котишку с улицы – два, ни одного кота – ни одного, заметьте! – в подъезде не проживает – три... Словом, почва для адюльтера никакая, но беременность кошки – налицо, вернее, на весь живот...)
Родив дитя, Коша угомонилась вновь. Шаня последовала ее примеру. Все бы ничего, но несколькими днями после происшедшего хозяйке показалось, что в оконном проеме промелькнула наглая морда давешнего черного кота. Да нет – показалось...
Лариса ДРАЧ