Калуга
Наше путешествие на цветаевское никак не похоже: автобус – комфортабельнее не бывает, но, согласитесь, провести в нём семь ночных часов – тоже, знаете ли, не самое приятное времяпрепровождение. Однако всё кончается, и вот мы в центре Калуги, в хорошей гостинице, которая, естественно, называется «Ока», прямо у необъятных красных торговых рядов, занимающих, кажется, полгорода.
Вот она, Калуга, перед нами. Небольшой уютный губернский город на берегу красавицы Оки, помоложе Ярославля, но всё-таки с XIV века, так что в братья нам вполне годится. Как и мы, горел, захватывался врагами, вымирал во время эпидемий, видел ужасы крестьянского восстания Ивана Болотникова и смерть Лжедмитрия Второго, отвоёвывал Москву в войске Минина и Пожарского. Отличился в войну 1812 года. Торговал со всей Россией, Европой и Азией. К ХХ веку, когда обмелела Ока и торговля предпочла железную дорогу, город былое значение подрастерял, а всё же продолжал жить и развиваться. Опять же последняя война, несколько месяцев оккупации, очередное разорение, в общем, Калуге досталось с лихвой.
В интернет-энциклопедии «Википедия» прочёл, что кое-кто из жителей Калуги будто бы встретил немцев хлебом-солью, отчего город пострадал в войну не слишком сильно, отступавшие советские войска не успели ничего взорвать, и калужская электростанция дала ток через два дня после начала оккупации. В то же время Калуга – первый город, освобождённый Красной Армией еще в 1941-м, аккурат под Новый год.
Гордиться Калуге есть чем. Здесь жили Циолковский, знаменитый художник-график Билибин. Бывали здесь Пушкин и Гоголь, Лев Толстой и Достоевский, Белинский и Щепкин. Здесь служил маршал Жуков. В редакции местной газеты работал в молодости Булат Окуджава. После завоевания Кавказа в XIX веке в почётной ссылке в Калуге находился знаменитый имам Дагестана и Чечни Шамиль.
Гуляем по центральным улицам Калуги. Сохранилось много храмов, обращает на себя внимание их величина: практически все они заметно выше ярославских. Много невысоких купеческих особняков XIX века. Выгодно отличается Калуга от Ярославля своими коваными и литыми чугунными решётками, многие – превосходные произведения искусства.
Нравятся традиции: как с 1780 года в здании была устроена почта, так до сих пор она там, в здании одной гимназии – факультеты местного педуниверситета, в другой – школа, в здании губернской земской больницы – опять же современная больница.
Но в Калуге мы не задерживаемся и едем на Полотняный завод, имение Гончаровых, где по делам своей женитьбы на прекрасной Натали трижды побывал Пушкин. Огромный дом-усадьба Гончаровых поражает воображение. Внешне он не столь уж привлекателен, но так велик! С трудом веришь, что владельцы такого сооружения не нашли денег на приданое Наталье Николаевне, и Пушкину в конце концов пришлось продать деревеньку, чтобы, вопреки традициям, предложить бесприданнице приданое... А что делать? Маменька ни в какую не соглашалась выдать дочь без приданого: был бы позор.
Впрочем, объяснение тут есть: имение было майоратом, подаренным предкам Гончаровых вместе с дворянским званием, так что продать там ничего было нельзя.
А доход от Полотняного завода был в пушкинские времена 20 тысяч в год. Чтобы как-то увеличить прибыль, Гончаровы разводили канареек, что и впрямь помогало делу: выручали ещё 7 тысяч. Сегодня руководство музея пытается хоть номинально возродить этот бизнес: в нескольких клетках суетятся птички, у одной пары даже появилось потомство. Одна беда: денег под канареек никто не даёт, на прокорм просят деньги у туристов... Подают: жалко-таки птичек!
При советской власти в усадьбе была устроена школа, а в войну здание было заброшено, и местные детки развели в одном из помещений костёр. Полы там были пропитаны какой-то горючей мастикой, так что огонь за считанные минуты уничтожил всё, что там было. В результате подлинных гончаровских вещей там осталось мало – только то, что при организации школы вывезли в Калужский музей.
Огромный парк при усадьбе запущен донельзя, и сегодня это что угодно, только не объект для любования. Зарос и загрязнён.
Едем в Оптину пустынь, один из главных монастырей России, средоточие духовной жизни, центр старчества, тесно связанный с именами Толстого и Гоголя. Замечательная архитектура, много цветов, всюду, естественно, толпы туристов и паломников. Наш гид – монашенка – проникновенно рассказывает историю пустыни. Слушаем необыкновенно звучный колокольный звон. Я русские звоны очень люблю, нравятся и ярославские, и ростовские звоны, но здесь, очевидно, какие-то особенно удачные колокола, звук сочный, густой и переливчатый. Очень красивая сложная мелодия, вероятно, ещё и опытные звонари.
Пустынь пережила 67 лет полного разорения. «Нет ничего более осквернённого, чем осквернённая церковь», – процитировала кого-то наша монашенка. Часть зданий была просто разрушена, в какой-то церкви был устроен Дом культуры, в других жили интернированные польские офицеры, позже расстрелянные в Катыни. Сейчас всё восстановлено, и даже не верится, что не так уж давно всё это выглядело совсем по-другому.
Быстрыми шагами проходит мимо схимонах в немного пугающем чёрном одеянии с белыми крестами, с остроконечным капюшоном. Это – высшая степень монашества, когда единственным послушанием остаётся только молитва за всех нас. Прежних старцев, которых почтительно выслушивали толпы паломников, к которым специально приезжал Толстой, теперь уже нет, традиции старчества прервались, но среди монахов есть особенно почитаемые лица, благословения которых ищут странники.
При пустыни – кладбище, где хоронят монахов. На крестах – трогательные надписи: вот могила генерал-майора, отличившегося при Бородине, а потом ушедшего в монастырь и снискавшего там всенародную любовь, а вот – крест простого крестьянина, так сказать, составившего ему молитвенную компанию.
Захожу в переполненную церковь, где идёт служба, слушаю своё любимое церковное пение. Замечательные мужские голоса, изумительная мелодия, не хочется уходить, но надо: пора ехать в гостиницу.
Ночь, и снова в путь – впереди Таруса, для меня – город Константина Паустовского и Марины Цветаевой. Совсем маленький городок, Мекка русских художников, писателей и поэтов. История его – редкая и поучительная. Ещё до революции сюда приезжали художники, одни на лето, другие – навсегда, очарованные красотой и уютом этого места. А потом, в советские времена, когда в столицах лучших наших мастеров рассаживали по тюрьмам и лагерям, выжившие могли селиться только на пресловутом «сто первом километре» от больших городов. Таруса и оказалась таким вот «сто первым километром». Бывшие заключённые ехали именно сюда, потому что тут уже жили их родственники или просто знакомые, у которых можно было поселиться. Так тут образовались целые колонии талантливых людей, которых власть выбрасывала из жизни. Вот уж действительно не было бы счастья, да несчастье помогло!
Хотя несчастий Тарусе, конечно же, хватало. Разрушены большевиками едва ли не все многочисленные церкви, главный собор только сейчас снова получил колокольню и главы. Хотя работы по восстановлению его не закончены. Я бы сказал, что в России было два главных нашествия – татаро-монгольское и большевистское, и хотя второе было короче, бед и страданий оно принесло не меньше. Да и то сказать: татаро-монголы разоряли чуждые им земли, а большевики уничтожали культуру своего народа. В Тарусе это понимаешь едва ли не лучше, чем где-либо ещё.
Паустовский – гордость и едва ли не символ Тарусы, здесь он – легенда и идол. И вовсе не потому, что он – хороший писатель. Дело в том, что перед войной забытая властями Таруса жила без электричества и водопровода, без бани и прачечной. И только Паустовский, с его репутацией советского классика литературы, мог письмами и неустанными хлопотами добиться, что городок принял, наконец, относительно цивилизованный вид. Удивительно ли, что местные жители на него буквально молились.
Гид рассказывает нам забавный эпизод. Однажды Паустовский возвращался из бани – как все тут, с веником и тазиком под мышкой. По дороге его остановила группа молодых людей, приехавших из столицы. «Послушай, мужик, – обратились они к нему, – у тебя лицо такое умное, ты не скажешь нам, где тут могила великого русского писателя Паустовского?» Константин Георгиевич был человеком с юмором. «Не знаю, – сказал он, – а это кто такой?» Парни начали наперебой рассказывать ему, какой замечательный он писатель, а Паустовский заинтересованно слушал и только время от времени восклицал: «Надо же! Как интересно!» Напоследок он услышал добрый совет: обязательно прочесть книги Паустовского...
Но всё-таки для меня Таруса – это Цветаева. Сохранился превращённый в музей домик, в котором жила жена деда Марины и где сама Марина и её сестра Анастасия жили, а позже бывали не раз. В Тарусе в 1937 г. Анастасия была арестована.
На тарусском кладбище похоронены дочь Марины Ариадна Эфрон и сестра Валерия. Валерия бывала в Тарусе в течение 75 лет, Ариадна провела здесь последние 19 лет своей жизни.
Но, наверно, самое яркое воспоминание о Тарусе – великолепные виды Оки, а на самом берегу – камень с надписью «Здесь хотела бы лежать Марина Цветаева». Вот как она сама пишет: «Я бы хотела лежать на тарусском хлыстовском кладбище, под кустом бузины, в одной из тех могил с серебряным голубем, где растёт самая красная и крупная в наших местах земляника. Но если это несбыточно, если не только мне там не лежать, но и кладбища такого уже нет, я бы хотела, чтобы на одном из тех холмов, которыми Кирилловны шли к нам в Песочное, а мы к ним в Тарусу, поставили с тарусской каменоломни камень: «Здесь хотела бы лежать МАРИНА ЦВЕТАЕВА». Париж, май 1934».
А поодаль от камня, за собором, снова на фоне Оки, высится великолепный памятник Марине, задуманный знаменитым художником, мужем Беллы Ахмадуллиной Борисом Мессерером. Прекрасное завершение прогулки по Тарусе.
Из Тарусы наш путь – в усадьбу знаменитого художника В. Д. Поленова. На этот раз, в отличие от Полотняного завода, перед нами – тщательно ухоженная огромная усадьба, гулять по которой – большое наслаждение. В главный музей мы не попали: поток посетителей так велик, что билеты надо было покупать ещё в январе.
Из Поленова едем в недалёкую деревушку к церкви, сооружённой по проекту Поленова в ново-русском стиле. К стене церкви прислонена огромная мозаика – икона Спаса. Сразу за храмом, на высоком холме – кладбище, могилы самого художника и его близких. Внизу, под холмом – снова излучина Оки, незабываемый вид. Ради одного такого вида, наверно, стоило сюда приехать.
На обратном пути в Ярославль заезжаем ненадолго к святому источнику и дальше уже без остановки – домой.
Для всех нас эти два дня были днями счастья. Читайте и завидуйте!
Владимир ЖЕЛЬВИС