На второй день останавливаемся лагерем на красивом месте в прохладе под кронами высоких деревьев. Я люблю обследовать незнакомые окрестности. Так и в тот раз, обходя берега пересохшей местами речки, на высоком травянистом берегу на земле, потрескавшейся от засухи, заметил трещину, в которую то залетали, то вылетали из нее дикие земляные пчелы, желтовато-коричневые, похожие на маленьких шмелей. Они суетились вокруг нее, и было видно, что в ней живет большая семья.
Увидев это, я вспомнил, как в детстве под городом Ковровом, в пойме Клязьмы, мы с приятелем нашли в земле гнездо таких же диких пчел. Раскопав его, достали соты, совсем не похожие на домашних пчел, а состоящие из продолговатых ячеек, соединенных между собой в два ряда штук по десять – двенадцать. Это были как бы кассеты, сделанные из серого воска, в одних оказались белые, в виде гармошки личинки пчел, а в других был мед. Мы жевали эти восковые ячейки с душистым, тягучим лакомством. В тот раз пчелы отдали свой мед без боя, сам не пойму почему.
И вот, вспомнив тот случай, пришла мысль и здесь раскопать землю, достать соты, принести их в лагерь и угостить всех. Когда я рассказал о своем намерении, там надо мной посмеялись, но некоторые серьезно размечтались полакомиться медом.
Прежде чем пойти на это опасное дело, я как сумел подготовился. На себя надел спортивное трико и рубашку, на руки – толстые шерстяные носки, на голову – какую-то панаму, а лицо закрыл прозрачной вуалью. Я посчитал, что защитился от пчел не хуже пасечника, и был уверен, что ни одна из них меня не укусит.
Меня торжественно проводили за медом как на ратное дело. Стою с топором в руке вместо лопаты над трещиной в земле, у которой спокойно летают пчелы, как будто не замечая меня. От первого же удара топором по земле тонкая корка ее прорубается, обнажая черную пустоту с большой дырой в недра пчелиного улья. Вижу, как из этой дыры с жутким визгом хлынул поток желтых, пушистых пчел, похожих на крошечных, забавных медвежат, которые без всяких колебаний и раздумий, увидев цель, устремились ко мне. Они шлепались на рубашку, брюки, бросались с лету в лицо, облепив всю вуаль. Все это происходило с остервенелым гулом и воем.
Оказалось, что они легко стали прокусывать мою одежду, а я стоял перед разъяренной тучей пчел как будто голый. Сразу одна пчела ужалила в ногу, другая под мышку, третья – в шею. Я выронил топор и стал отмахиваться от них руками так, что порвал вуаль, открыв пчелам путь к своему лицу. После этого там невозможно было оставаться ни одной лишней секунды, тем более, что четвертая пчела ужалила меня в живот. Я бросился бежать и уже хотел прыгать с высокого берега, но тут вспомнил о топоре, который остался в том страшном месте. Топор был единственный на весь наш лагерь, и без него не нарубишь дров, не сваришь обед. Кинулся назад к топору, получаю еще пару укусов и только после этого сломя голову скатываюсь под обрыв по сыпучей земле и мелким камням. Вскакиваю, на секунду прислушиваюсь и понимаю, что пчелы тоже метнулись за мной. Мысль о том, чтобы бежать в лагерь, отбрасываю – не дай бог привести их туда. Поэтому бегу без разбора по камням русла пересохшей речки и все время слышу пчелиный вой вокруг себя, на ходу продолжая махать руками и топором, но все равно одна пчела больно кусает меня. После этого я бросаюсь в воду, в не пересохший до конца бочаг, ныряю и сижу под водой долго, как только могу. Когда выныриваю, снова слышу пчелиный звон и опять бегу дальше то по мелкой воде, то по камням к следующему бочагу, чтобы опять броситься в воду. Казалось, что пчелы никогда не отстанут от меня, но все-таки, в очередной раз вынырнув, я не услышал пчелиного гула. Вокруг стояла тишина – блаженная, ласковая и нежная.
«Вот такой вам мед», – злорадно подумал я о тех, кто ждал меня в лагере, как будто они были во всем виноваты.
Стыдно было идти на стоянку в таком жалком, истерзанном виде, мокрому, драному и искусанному, но пришлось. Явился ни с чем, но веселье в лагере устроил всеобщее. Как говорится, пошел за шерстью, а вернулся стриженым.
Вадим СВИРИДОВ