В ГАИ он пришел в 1939 году, после окончания автомеханического техникума. Был назначен на должность старшего госавтоинспектора и вместе со своим помощником Григорием Ананьевым обслуживал территорию Ярославской области, в которую входила и Кострома. Всего в областной ГАИ было тогда двадцать человек и две машины. За Петровым закрепили полуторку ГАЗ-АА с деревянной кабиной, которую тогда в народе именовали «газ-два-раз», а легковушка М-1 возила начальника лейтенанта Осередцева. Автоинспекция находилась на Советской площади на первом этаже двухэтажного дома, где теперь стоит здание областной администрации. Здесь же, на площади, принимали практические экзамены на права. Автомобилей в городе было наперечет. И ДТП происходили не столько с машинами, сколько с гужевым транспортом.
– Однажды в декабре во время дежурства, – вспоминает Николай Николаевич, – получаю сообщение: на бетонном мосту через железнодорожные пути в направлении Карманов-ского поселка стоит разбитая ассенизаторская бочка, и под ней лежит возчик. Приехал на место происшествия (а мороз был сильный), смотрю, возчик лежит без движения, и одежда начинает вмерзать в разлившуюся жижу. Я взял топор и в буквальном смысле стал вырубать его из этой смеси. К сожалению, он получил при столкновении с автомашиной смертельную травму. Как впоследствии мы установили, в бочку врезался грузовой ЗИС, водитель уехал с места аварии. Мы его нашли через три дня.
Были и курьезные случаи. Однажды дежурил на Московской дамбе у перекрестка с Малой Пролетарской. Вижу, издалека медленно двигается похоронная процессия. Вдруг полуторка, на которой стоял гроб, объезжает людей, идущих впереди с венками, и мчится в нашем направлении. Ну, мчится – это громко сказано, потому что по булыжной дороге быстро не поедешь. Поэтому я спокойно успел прыгнуть на подножку автомашины и выдернуть ключ зажигания. Водитель оказался в стельку пьяный, так как помянул покойного перед поездкой двумя стаканами водки. Мне пришлось сесть за руль «газика» и проехать на Тугову гору на кладбище.
Сейчас в это трудно поверить, но перед войной редкие автомобили двигались по колдобинам ярославских улиц ненамного быстрее пешеходов, а иногда, бывало, последние даже обгоняли транспорт.
– Началась война, – продолжает Николай Николаевич. – Нас перевели на казарменное положение. Все располагались в одной большой комнате, в которой и работали, и спали тут же на топчанах. Рабочий день – с 9 до 17 часов, затем перерыв до восьми вечера, а дальше опять – до двух ночи. Каждый день, без выходных. Наша задача была мобилизовать автомашины с водителями на фронт. Если шофер подходил по возрасту, машина в исправном состоянии, то отправляли его на площадь Челюскинцев на комиссию, которая давала водителю направление в армию. У нас же, инспекторов, была броня. Но все-таки из работников ГАИ ушел на войну добровольцем начальник Осередцев (он погиб в 1943 году). Больше никого не отпускали.
Я все же решил добиться, чтобы меня отправили на фронт, и написал письмо секретарю обкома партии Патоличеву. Через некоторое время меня вызывают в обком. Я прихожу в приемную и жду вызова. Тут из кабинета секретаря выходит наш начальник ГАИ Василий Климов. Увидел меня, спрашивает: «Ты что здесь делаешь?» Говорю: «Я собрался на фронт». Тогда он мне в гневе выдал: «Я тебе такой фронт устрою! Ты понимаешь, что у нас здесь больше, чем фронт?» В это время из кабинета появляется секретарь комиссии: «Климов, что вы кричите?» – «Да вот, товарищ секретарь, Петров у меня на фронт собрался». – «А какая у него специальность?» – «Автотехник». – «Нам такие специалисты на фронте позарез нужны».
Вскоре наш эшелон с танками Т26 направили на Волховский фронт, на оборону Ленинграда.
Разгрузил помпотех Петров танки, и пошли они своим ходом к месту дислокации. И тут стали возникать проб-лемы, которые для Николая Николаевича чуть не закончились плачевно. Задачу поставили: к утру быть на месте. Танки с воздушным охлаждением не терпят долгой быстрой езды, а надо преодолеть километров двадцать. За рычагами танков, как потом выяснилось, были не только танкисты, но и шоферы. Многие из них не на первой или второй скорости двигались, а гнали так, что двигатели сильно перегревались. И во время марша танки стали выходить из строя. Петрову пришлось их тащить к месту дислокации буксирами. В это время мимо остановившихся танков проезжал помпотех дивизии. Он был раньше коман-диром кавалерийского полка и никакой техники, кроме кобылы, не знал. Петрова отматерил, на прощание сказал: «Если завтра к утру танки не встанут в строй, будешь расстрелян».
– За ночь с помощью передвижных технических летучек, – рассказывает Николай Николаевич, – мы на морозе сумели оживить только две машины. Зампотех дивизии, узнав, что это предел возможного в полевых условиях и что я пришел на фронт по партийной мобилизации, оставил меня в живых. Весь год наше техническое подразделение после оборонительных боев под Ленинградом собирало подбитые танки, и мы занимались их эвакуацией и восстановлением. Очень часто в начале войны горели наши легкие Т-27, так как у них была слабая броня. Лучше дела пошли, когда на фронт стали поступать менее уязвимые и маневренные «тридцатьчетверки».
После снятия блокады Ленинграда Петрова с дивизией перебросили под Мурманск. Зарплату платили, но деньги военспецы сдавали в фонд обороны. В 1943 году в одном из боев Николай Николаевич был ранен и после лечения направлен в Ярославль на 132-й военный завод.
Здесь он принимал от армейских частей грузовые машины для капитального ремонта и отправки на фронт. А в конце 1943-го женился. У Николая и Нины родилась дочь Светлана.
– Меня демобилизовали в 1946 году в звании старшего техника-лейтенанта. Я устроился работать в гараж Осоавиахима. Отработал дней двадцать, настроился на мирную жизнь. Вдруг получаю повестку из УВД. Руководил управлением тогда генерал Губин. Захожу в кабинет, генерал на меня кричит: «Ты что, Петров, в дезертиры записался?» Я ничего не могу понять: «Никак нет, товарищ генерал, от звонка до звонка был в армии, в плену не был, после демобилизации встал на воинский учет и устроился сразу же работать в Осоавиахим». – «Почему пошел в военкомат? Ведь твое личное дело пришло к нам в управление, как на бывшего работника УВД».
Вот, здрасьте! Воевал-воевал, а оказался провинившимся. Меня разлучили с женой и дочкой и направили работать в Ростов старшим госавтоинспектором. Ездил по хозяйствам, проводил техосмотры транспорта. Спал в кабинете.
Через полгода Николая Николаевича перевели в Ярославль. Объем работы увеличился, он обслуживал семь районов области.
В 1950 году Петрова направили на учебу в Новочеркасскую школу госавтоинспекторов МГБ СССР. Но опять не повезло. Распределение дипломированному специалисту дали – на три года в Магадан, организовать работу Госавтоинспекции. Пытался отказаться – было у него уже двое детей. Но в МГБ сказали: если не поедешь, то положишь партбилет на стол. Посоветовался с женой, и все-таки решили ехать. Дети остались в Ярославле с бабушкой.
Хлебнул Петров прелестей Колымского края: мороз порой доходил до минус 60 градусов плюс нехватка кислорода. Работали в любых условиях.
После Магадана Николай Николаевич работал в Ярославле старшим госавтоинспектором, на пенсию вышел в 1962 году. Но с правоохранительными органами не расставался еще 20 лет. Пока были силы, трудился, делился знаниями и опытом. В 1996-м ему вручили серебряный знак ветерана Ярославской госавтоинспекции, наградили памятными именными часами, а в 2000 году в честь 55-летия Победы, как участнику Великой Отечественной войны, присвоено звание на ступень выше – майор милиции.
Сейчас уже и дети Николая Николаевича Светлана и Сергей пенсионеры. Двенадцать внуков и правнуков – целая футбольная команда. Иногда все собираются и слушают рассказы деда, связного трех поколений.
//Владимир МУРАТОВ, подполковник милиции.
