Дедушка, пропавший молодым

Валентина Борисовна никогда не видела своего деда. Родилась она в том же 1937 году, в каком забрали Михаила Евгеньевича Ширкунова. И с тех пор о нем ни слуху ни духу. Конечно, родственники пытались навести справки, но безрезультатно. Валентина Борисовна и ее родная сестра Лидия живут в деревне Рузбугино, что в Любимском районе. В соседней деревне Степанково – сын В. Б. Ширкуновой, то есть правнук Михаила Евгеньевича, механизатор агрофирмы Александр Ширкунов. У Лидии Борисовны три дочери. Соберутся порой все вместе, разговор зайдет о дедушке (а для кого уже и прапрадедушке), малыши заинтересуются, спрашивают, а какой, дескать, он был, может, фотка осталась... Но в семейном альбоме – ни одной фотографии деда, ни клочка бумаги с его почерком. Наверное, предпринимаемые время от времени семейные поиски так и остались бы тщетными, если бы Валентина Борисовна не выписывала «Северный край». Как-то просматривала она очередной номер и вдруг... – И вдруг сердце у меня замерло, дыхание перехватило, – вспоминает Валентина Борисовна. Она наткнулась на коротенькую выписку из издаваемой в Ярославле «Книги памяти». Среди имен реабилитированных Ширкунова разглядела родную фамилию, имя и отчество. – Я своим глазам не поверила! Конечно, это мог быть и однофамилец. Боясь спугнуть нежданную удачу, Валентина Борисовна не сразу решилась написать в газету письмо. «Я давно выписываю вашу газету. У меня к вам огромная просьба, помогите узнать хоть какие-то сведения о том, где и при каких обстоятельствах умер мой дедушка, священник Михаил Борисович Ширкунов, которого, как рассказывала мне моя мама Анна Александровна, репрессировали в 1937 году». В год ареста Михаилу Евгеньевичу было 43. Близкие помнили его высоким, с вьющимися волосами, моложавым мужчиной. Говорят, у него был хороший голос, прихожане своего священника очень любили за ум, отзывчивость, исключительную порядочность. У Михаила Евгеньевича и его жены Елизаветы Степановны было четыре сына: самый старший – Борис, затем Александр, Николай и Павел. Старшего в 1937 году призвали в армию. Мать пошла провожать сына, а когда вернулась в родную деревню... – А мужа-то ее, то есть моего дедушки, дома нет, – говорит Валентина Ширкунова. – Пока она ходила сына в армию провожать, мужа якобы вызвали в сельсовет в селе Середа. И больше никто из родственников никогда его не видел. Чекистская кукла В письме Валентина Борисовна излагает предполагаемые мотивы ареста: «Дед был грамотный, толковый мужик. Его власти уговаривали сменить профессию – звали работать в милицию. Дедушка не соглашался». Ясно, что священники в ту пору исчезали не только потому, что не хотели менять рясу на милицейскую форму. Но, возможно, в случае с Ширкуновым что-то такое и было. Допустим, что власти не могли простить строптивости какому-то сельскому попу. Но ведь даже в то время топорность в работе органы старались хоть для приличия прикрыть каким-то, пусть надуманным, но все же предлогом. Тем более что священник Ширкунов был человеком очень известным в округе, уважаемым. В том же Рузбугине живет сейчас Екатерина Федоровна Смирнова, которая помнит Михаила Евгеньевича: – Был он статен, волосы русые, голос высокий, по характеру веселый, шутливый, приветливый. Приход его был большой, как сейчас помню. Храм посещали жители деревень Долгово, Ившино, Яковлевское, Рузбугино, Булаково, Терениково, Черново и еще нескольких селений. Люди всегда шли на службу, как на большой праздник. Екатерина Федоровна рассказала внучке Михаила Евгеньевича Валентине свою версию ареста, в которую твердо верит и до сих пор, поскольку, как она утверждает, и тогда, в год ареста, и долгое время потом люди говорили все одно и то же. Якобы пришли в церковь, где готовился к службе Михаил Ширкунов, двое молодых – мужчина и женщина, на руках держали малого ребеночка. Дескать, окрестите, батюшка, будущего строителя мирового коммунизма. Когда ритуал таинства крещения достиг кульминации, эти двое дернули одеяльце, а оттуда и выпади гуттаперчевая кукла вместо живого ребеночка. И за понятыми не надо далеко ходить... Карты врали Власти в то время никому, даже ближайшим родственникам, ничего не объясняли, а если те интересовались настойчиво мотивами арестов, бесследных исчезновений, то ответом было «разъяснение», как в известном анекдоте: «Кого надо, того и убили». ...Мы сидим в старой, дышащей на ладан избе, где в одиночестве проживает внучка «врага народа». Валентина Борисовна, прихлебывая чаек, неторопливо излагает печальную повесть семейства Ширкуновых, известную ей со слов бабушки Елизаветы Степановны и матери Анны Александровны. Жена арестованного Елизавета Степановна с маленькими детьми ютилась в крохотной церковной сторожке. Первое время, по крайней мере, никто особо не досаждал. Но мало-помалу у людей светлый образ сгинувшего сельского священника повыветрился. Свою роль играла и свирепая тогдашняя пропаганда: мол, у врага народа иной судьбы и быть не может, кроме лагерной. – Бабушку на работу никуда не брали, несколько раз обворовывали. Воры думали, что в семье священника сундуки с золотом, а там – простые печные чугунки да ложки-плошки деревянные... Жили одним огородом. Да еще коза выручала. Кое-кто иногда приглашал «матушку» (все же – жена священника, посты соблюдала) в дом – то ребеночка больного посмотреть, то помочь молитву какую вспомнить. И голода, и унижения полной мерой хлебнули Ширкуновы. Самый младший, Павлушка, первым не выдержал, отошел в мир иной. Старший, Борис, мог бы опорой в семье быть, так ведь как ушел в армию в 1937 году, так и загремел сначала на финскую, потом на Великую Отечественную. Домой вернулся лишь в июне 1946 года. – А я родилась в 1947-м, – помогает сестре разобраться в семейной хронике Лидия Борисовна. – Мама наша рассказывала, – вспоминают сестры, – что младших сыновей дедушки даже учиться никуда не брали. – Так Елизавета Степановна и бедствовала всю жизнь? – спрашиваю. – Детей вырастила, для себя не жила ни дня, – говорит Валентина Борисовна. – Когда совсем стареть стала, пытались ей пенсию выхлопотать, хотя бы рублей 12. Так и не начислили. Дети как могли помогали: кто 5, кто 10 рублей высылали. Отзывчивая была, добрая у нас бабушка. Помню, когда в Архангельск с моим отцом, Борисом Михайловичем, уехала (у него к тому времени другая семья появилась), я ей «на бедность» нет-нет да вышлю рублей пять. Однажды носки послала. Получаю открытку от бабушки: «Валя, спасибо тебе за посылочку, я что прожила – таких носочков не нашивала. Ваша мама и бабушка, да хранит вас Господь»... Отец Валентины Борисовны тяжело болел, умер, едва вышел на пенсию. Братьев его тоже давно нет в живых. На каждом из них отразился тот арест в 1937 году. До самой смерти своей в 1977 году Елизавета Степановна мучалась, стучалась во всевозможные инстанции, пытаясь, прежде чем успокоиться навечно, хоть самую махонькую весточку получить, все надеялась узнать: куда же ее мужа в 1937 году, в день, когда она провожала в армию старшенького, подевали? Когда уж совсем отчаивалась что-то узнать, садилась за карты. Они ей сказывали, что, дескать, твой красавец Миша на Новой Земле томится, может, жив, а может, уже и нет его на белом свете. Когда ее спрашивали, почему именно на Новой Земле, Елизавета Степановна грустно отвечала: – Так ведь дальше уж некуда, край земли... «Это во мне от деда» Валентина Борисовна – удивительно оптимистичный, жизнерадостный человек. – У этих ребятишек с портупеями, – говорит, – свои профессиональные шутки-прибаутки были. Старики сказывали, когда энкавэдэшники вызывали по повестке в околоток очередную жертву, то добродушно, как им казалось, подтрунивали: дескать, ты на той неделе без портянок приходи, они тебе не понадобятся, казенные выдадут... Вот и интересно было узнать внучке Валентине, сколько же успел тюремных портянок до своего смертного часа износить ее дедушка, который, по ее словам, «дал, видно, мне толк пойти по его стопам». Возможно, это громко сказано, но ведь и не сбросишь со счетов того факта, что из всех потомков Михаила Евгеньевича именно внучка Валя, проработавшая почти до самой пенсии уборщицей в сельсовете, признана односельчанами «ближе всех из семьи Ширкуновых к Богу». Да и сама Валентина Борисовна признается: – Меня часто приглашают в дома, когда приходит в семью какое-то горе, помолиться за усопшего ли, за увечного, без вести пропавшего. – А молитвы откуда знаете? – Приезжал как-то в наши края из Костромы батюшка Валентин Николаевич Новожилов, от него у меня церковное наставление, так я наизусть выучила все молитвы: «вечерница», «полуношница», «семь гласов», «12 псалмов»... Фото из семейного архива Ширкуновых. (Окончание следует.)