Дайте хоть дожить спокойно

БЫЛА ВАША, СТАЛА НАША

О сути дела можно узнать из недавнего лаконичного сообщения на сайте областного суда. Фамилии мы приводим полностью.

Гр-ка Березина заключила договор дарения с А. Брундасовой. Подписывая договор дарения, Березина полагала, что будет проживать в указанной квартире до смерти с условием оказания ей помощи со стороны одаряемой. А в случае, если что-то случится с Брундасовой, она вновь станет собственником квартиры.

А. Брундасова умерла. Её наследник, В. Фомичёва, намерена вступить в наследство, полагая, что подаренная Березиной квартира является после смерти Брундасовой её соб­ственностью.

В связи с чем Березина обратилась во Фрунзенский суд с иском об отмене договора дарения. Она считала, что дарение может быть отменено в случае, если даритель переживёт одаряемого. Кроме того, указала, что иного места жительства, кроме данной квартиры, не имеет.

Фомичёва обратилась в суд со встречным иском к Березиной о вселении в квартиру, устранении препятствий в её пользовании и передаче комплекта ключей от указанной квартиры.

Суд исковые требования Фомичёвой удовлетворил.

Березина обратилась с кассационной жалобой в Ярославский областной суд, однако судебная коллегия не нашла оснований к её удовлетворению.

РАСКУЛАЧИВАНИЕ

Маленькая, с совершенно белой головой бабуля – таких ещё называют божьим одуванчиком – встретила меня радостной улыбкой. Это удивило поначалу, так как нагрянула я без приглашения. Потом поняла причину этой приветливости, когда узнала, что Березина – учительница. Скольких детей за долгие годы работы в школе встретила она такой доброй, светящейся улыбкой!

Надежде Павловне 84 года, у неё есть серьёзные заболевания. Поэтому во время разговора она сидела в кровати.

Человек на склоне лет всё более и более чётко представляет себе дни, давно минувшие. Они становятся даже более яркими, чем недавние события. Вот почему, наверное, так интересно слушать рассказы людей пожилых.

– В 1932 году умер дед, разделив землю между сыновьями. Папа тогда построил хату из дубовых досок и обмазал глиной. Покрыл черепицей – хорошая у нас вышла хата.

На хуторе создавали колхоз. Отец Надюши подал заявление, но его не приняли. В хозяйстве у многодетной семьи Кравченко были лошадь, корова, поросята, куры. Павлу на собрании сказали: середняков нужно раскулачивать! Что и произошло вскоре. Надежда Павловна как сейчас видит: милиция конная понаехала. Грубые такие. Весь скарб – до мисок и ложек – собрали в кучу, домашнюю живность согнали со двора. А начальник у них был Мантачко, кличка такая. Мать толкнула шестилетнюю Надюшу: попроси у него хотя бы ведро – еду варить. Та ни в какую, аж дрожала от страха. Потом, в шестидесятые, когда наведалась на родной хутор Подлозово, припомнила Мантачку, чем удивила тамошних стариков:

– Ты ж маленька була!

Дальше начались бедствия семьи Кравченко: отец прятался от милиции, подрабатывал у чужих людей. Их дом разобрали и сделали камору под удобрения. Надежда Павловна до сих пор не может спокойно говорить об этом:

– Через тридцать лет была там и узнала свою хату. Обнимала её и плакала...

Её с матерью и двумя братьями, двух и четырёх лет, сселили вместе с другими раскулаченными в одну хату. Получилось в комнате, помимо взрослых, с дюжину детей. Голодно было. И, главное, тесно. Но пока не случилась с кем-то из малышей холера, жили так. Потом всех расселили, и они снимали угол.

ВШИВАЯ ГОРКА

Им очень помогал дядя – слал из Ярославля посылки с мукой. К нему и уехал отец. Писал: живу в бараке-общежитии внутри красивого собора на набережной Волги. Работал грузчиком на мукомольном предприятии «Союзмука». Потом позвал свою Марусю с дочкой Надюшей в Ярославль. Сынишек оставили с бабушкой. Ехали на поезде.

– Так мне понравилось, что еду в Россию! И русский язык мне очень понравился. А в Брянске на перроне впервые увидела молодых мужиков в лаптях и онучах! Так приятно: шли в опрятных домотканых свитках, слушались старшего, видно, на работу какую нанялись – ехали.

В Ярославле Надю отдали в няни. А мама, вспоминает она, жила... под кроватью папы – чтобы комендант не увидел.

– Мужики-грузчики, зная про наше горе, прятали нас...

Потом всё-таки нашли угол в Коровниках. Там в избе, в одной комнате, полно народу было, в том числе тюремного. Хозяева, родители и остальные жильцы – на лавах и топчанах. Я – на полатях.

Потом сняли комнату в Заводском переулке. Привезли братьев, – продолжает Надежда Павловна. – И я так была рада, что мы опять вместе! Прихожу из школы – а братики во дворе играют. Потом к нам приехали двоюродные братья отца и вместе построили хатки в районе депо. Там все строились. Нас называли «вшивая горка» – строились мы из каких-то досок, шпал и прочего хлама... Зато у нас и печка была!

Потом снесли нашу «вшивую горку», и мы вернулись в собор – в общежитие грузчиков. Директор уважал папу – дал нам комнату, точнее, мы отгородили часть коридора. Правда, через нас все ходили и окон не было. Зато тепло и чисто.

НА ВАХРОМЕЕВСКОЙ МЕЛЬНИЦЕ

Потом в соборе разместили военное училище моряков из Ленинграда. А семью – в контору на Вахромеевской мельнице. Дали помещение буфета. Огромная ледяная комната. Дети мёрзли всю войну. Греться бегали на почту или в аптеку. Папа ушёл на фронт в августе. Он успел написать нам: «Едем потихоньку. Проехали Данилов». И всё. Потом вернулся его товарищ и поведал матери: их состав бомбили, спрятаться было некуда – кругом болота. Вспоминал:

– После бомбёжки кричали: «Кто живьём остался?» Нашлось полсотни человек. Остальные – без вести пропали. Вот, Маруся, так погибли все. И там твой Павел...

Двадцать лет прожила семья в конторском буфете. Друзья отца – спасибо им! – ездили в Курбу за дровами, брали и маму с собой. Ходила она к Лощенкову насчёт жилья. И Ярыгину. Писали письма. Запомнилось: на Кирова грубый такой человек сидел. «Какую тебе ещё квартиру?!» – так маме сказал. Конечно, таких, как мы, было много. Никита Еремеевич (тогда депутат Верховного Совета, член обкома и горкома партии) говорил помощникам:

– Пропустите! Ко мне идёт жена погибшего фронтовика. Мария Павловна, я вижу ваши слёзы. Я вечером шёл мимо и вас не стал беспокоить: заглянул только, и мне стало страшно, в каких условиях вы живёте... Потерпите немножко.

Кравченко всё-таки получили однокомнатную квартиру. Надя поступила в пединститут, потом работала и сама получила комнату в коммуналке на улице Свободы. Там и прожила с мужем тридцать лет. А тут настали новые времена, и новые русские расселили коммуналку. Так на склоне лет Надежда Павловна стала обладательницей отдельного жилья в малосемейке. Целых восемнадцать квадратных метров!

КВАРТИРА – БЕЗВОЗМЕЗДНО

Тут-то и начинает завязываться узел вокруг домашнего очага Березиной. На горизонте появилась некто Ангелина Брундасова. Жительница города Иванова, работница налоговой инспекции. А ещё – дочка от первого брака мужа Березиной. Муж-то хорошим человеком был. Но, видно, яблочко от яблони далеко упало. То ли улестила она чем Надежду Павловну, то ли та сама ко всем с открытой душой и радостной улыбкой... Брундасова вдруг окружила её заботой, даже в деревню к ней ездила – там у Надежды Павловны домик куплен.

А потом Ангелина, пообещав поддержку Березиной на склоне лет, повела её оформлять дарственную на квартиру. Договор дарения изумителен по своей простоте и бесхитро­стности. «Безвозмездно передаётся квартира...», «одаряемый принимает и приобретает право собственности на указанную квартиру...» И два не менее бесхитростных условия: одаряемый производит ремонт – правда, из договора дарения неясно, в каких случаях, и участвует соразмерно в оплате ЖКУ.

Правда, Брундасова так и не участвовала потом «соразмерно» в оплате ЖКУ. И даже, по словам Березиной, получала деньги у пенсионерки. Та её принимала как родную дочь... Своих детей у неё не было.

Всё это время бабушка совершенно искренне думала, что дарственная – это так, бумажка. Как можно отобрать у неё скромный домашний очаг – то, что выстрадано её семьёй десятилетиями в постоянной нужде, голоде и холоде? По крайней мере ей дадут спокойно дожить в своём углу оставшиеся годы...

Доверчивость – враг стариков. Сплошь и рядом – сообщения об очередном случае облапошивания пожилых людей.

Адвокат Марина Плетнёва уточняет: подобные договоры, в которых идёт речь о любой собственности, необходимо составлять только с помощью профессионалов. В договоре дарения необходимо было указать, кому возвращается имущество в случае смерти одаряемого. Или оговорить право на пожизненное проживание.

ПЛЕМЯННИК

Спокойствие закончилось враз, когда весной 2007 года приехал племянник, любимец Надежды Павловны – она его выпестовала, когда у брата были нелады с женой. Решил забрать хворую и слабую тётушку домой, в Нижний Новгород. Когда речь зашла о квартире – а что с ней делать будем? – вдруг появляется новоявленная «хозяйка» – Ангелина. Дескать, собственница теперь я! Наивная бабуля пыталась что-то доказать, а та ей документ – дарственную.

Подали иск к Брундасовой о признании договора дарения недействительным. На суде свидетель – сотрудница регистрационной службы – показала, что предупреждала женщину перед подписанием дар­ственной: не боитесь, дескать, что вас потом могут выселить? Нет, «ведь она дочь, доверяла ей...» Решение районного судьи: в иске отказать. Областная судебная коллегия своим определением оставила кассационную жалобу Березиной без удовлетворения.

НОВАЯ СОБСТВЕННИЦА

И тут происходит следующее. Внезапно Ангелина умирает. А на пороге у Надежды Павловны возникает дочка Брундасовой – Виктория Фомичёва. И подаёт иск о вселении в квартиру. Мало того, в иске она требует помимо прочего, чтобы Березина возместила ей услуги адвоката – пятнадцать тысяч рублей!..

Фомичёва – 25-летняя жительница Иванова, выпускница педагогического колледжа, воспитатель детского сада. Решила поменять место жительства, покинуть город, где у неё уже есть двухкомнатная квартира. И переехать в Ярославль. Квартира Березиной пришлась очень кстати.

Представители Надежды Павловны не оставляют надежды, что справедливость восторжествует. Что больному, пожилому человеку дадут дожить спокойно в своей квартире. Сейчас суд вынес определение о назначении психолого-психиатрической экспертизы. Медикам предстоит выяснить: не была ли женщина одолеваема какими-либо заболеваниями на момент составления дар­ственной, каково её психическое состояние, позволяло ли оно Березиной оценивать последствия своих поступков?

К сожалению, то, чему в годы советской власти учили с детства – порядочность, готовность прийти на помощь ближнему, отдать последний ломоть хлеба, – выходит, на поверку, обезоруживает наших стариков перед лицом бессовестных людей. И делает их без вины виноватыми.