Олег ЛИПАТОВ: «Самое главное для человека – сделать правильный выбор»

– Олег Игоревич, ваше управление работает уже достаточно давно. Однако люди до сих пор путаются в его названии, в его правах и обязанностях. Расскажите, пожалуйста, что из себя представляет ваша организация.
– Согласен, название довольно сложное для восприятия, однако в нём отражена суть работы, которой мы занимаемся. Загляну немного назад. Ещё с советских времён и до 2007 года в прокуратуре существовало два основных направления: это надзор за исполнением действующего законодательства и следствие по особо тяжким уголовным делам, имеющим, как сейчас говорят, «общественный резонанс». В штате Генеральной прокуратуры СССР на всю страну было всего около десятка следователей по особо важным делам, «важняков», как тогда говорили, занимавшихся преступлениями государственной значимости. Точно такие же «важняки» были и в областных прокуратурах. Иными словами, если в любых правоохранительных органах следователи считаются элитой, то следователи прокуратуры были этой элитой вдвойне.
В 1996 году на «демократической волне» была принята концепция судебной реформы. Согласно ей следственные органы кардинально отделялись от системы прокуратуры. Должен был быть создан След­ственный комитет, который занимался бы расследованием всех основных преступлений, совершаемых в стране. Ведь сейчас органы следствия, кроме прокуратуры, есть и в МВД, ФСБ, ФСКН. Первым и пока единственным шагом в этом направлении стало образование в 2007 году СКП вне непосредственного подчинения прокуратуре. Да, мы по-прежнему считаемся «при прокуратуре», генеральный прокурор – наш прямой начальник, однако в своей профессиональной деятельности мы самостоятельны.
В нашей подследственности находятся уголовные дела по фактам изнасилований, убийств, должностным преступлениям, дела по «спецсубъектам»: депутатам, судьям, тем же следователям...
Однако реформа в дей­ствие была приведена только в 2007 году, при том, что она заканчивается уже 2011-м... Если так, то возникает вопрос, какова дальнейшая судьба След­ственного комитета? В начале марта этого года состоялась расширенная коллегия Генеральной прокуратуры РФ, на которой работа комитета признана удовлетворительной.
Это очень принципиальный момент. Президент Дмитрий Медведев озвучил такую цифру: в год в стране совершается 3 миллиона преступлений, из них раскрывается только половина. Подумать только – 1,5 миллиона преступников ходят среди нас, продолжают нарушать закон. Это очень серьёзная проблема, которую должны решать все.
– То есть несмотря на официальное окончание действия концепции судебной реформы в следующем году, она будет продолжена. СКП – останется. Основной упор реформирования сделан на МВД?
– Будет кое-что меняться и в структуре Следственного комитета. Впрочем, давайте по порядку. Взять ту же реформу МВД. Ведь её главная задача – не просто сокращение численности, а изменение самого прин­ципа борьбы с преступностью. Эта работа должна быть узко профессионально направлена, каждый должен заниматься своим делом. Милиция – раскрывать преступления, мы – собирать доказательства, изобличать, направлять дела в суд. Весь мир идёт по пути профессионализации, и нам пора активно внедрять эту модель.
Мне постоянно приходят на ум цифры: у нас в стране
1 миллион 400 тысяч сотрудников милиции на 143 миллиона человек, в США – на 370 миллионов населения насчитывается 800 тысяч полицейских, включая всех их шерифов и национальную гвардию. И справляются они, по-моему, если не лучше, то во всяком случае не хуже. Вопрос вот в чём: количественные показатели пора переносить на качественные.
Взять те же проблемы экспертизы. Все наверняка слышали про громкое убийство, совершённое в прошлом году сотрудником милиции. Мы по каждому факту убийства назначаем психиатрические экспертизы, потому что сам факт лишения жизни человека другим человеком ставит под вопрос его психическую полноценность. Так вот, по тому милиционеру были назначены и проведены психиатрические экспертизы сначала амбулаторно у нас, в Ярославле, затем в стационаре в Костроме, потом уже в институте имени Сербского в Москве. Он признан вменяемым, но на это ушло восемь месяцев. По закону же на расследование уголовного преступления отпускается два месяца. Пришлось продлевать сроки.
Сейчас в Ростове расследуется дело о хищении бюджетных средств в особо крупном размере. Сумму пока не буду называть, однако речь идёт о сотнях миллионов рублей. Это дело по аналогии с прежним Уголовным кодексом и статьёй 96-«прим» – «хищение в особо крупных размерах», можно назвать «расстрельным». В его рамках было проведено 10 экспертиз. Причём делалось всё это по той же методике, что и тридцать лет назад: изучались тома бухгалтерских документов, брались пробы строительных материалов для изучения их качества и качества проведённых работ с помощью сверления дорожных покрытий, стен зданий...
К чему я это веду? Нужно принципиально менять подходы к организации экспертной службы, снабжать её техникой по самому высокому уровню, готовить специалистов. И – объединять в одну структуру. Ещё нет точного ответа, как это всё будет выглядеть: создадут ли единую экспертную службу или она станет работать под эгидой Следственного комитета при прокуратуре, но изменения, думаю, будут.
На протяжении многих лет главными рабочими инструментами следователя были ручка и пишущая машинка. Сейчас на нашем вооружении стоят компьютеры, современные средства связи, автотранспорт. Однако без мощной экспертной базы этого явно недостаточно.
Приведу пример. Не так давно в Переславле следователи нашего управления раскрыли преступление пятнадцатилетней давности по изнасилованию несовершеннолетней девочки. Тогда, 15 лет назад, трое человек совершили это гнусное дело и были совершенно уверены в своей безнаказанности. Сначала они уехали из области, затем вернулись, свободно гуляли где хотели и думали, что всё сошло с рук. Однако сейчас с помощью современного оборудования, генной экспертизы, анализа ДНК мы изобличили преступников, и они понесли суровую кару. Это просто пример, как должны бороться с преступностью в XXI веке.
– Олег Игоревич, вы сказали, что у вас нет сведений о том, совершали ли эти люди преступления в других регионах или нет. Что мешает получать такие сведения?
– Чтобы «пробить» их по этим показателям, нужно иметь доступ ко многим базам данных различных структур. В том числе и по отпечаткам пальцев, по другим параметрам.
– Вы говорили об улучшении такой базы. Это значит, что со всех будут брать отпечатки пальцев?
– А что тут такого? Я в этом не вижу ничего особенного. Вопрос в другом. Есть Конституция РФ. Согласно ей, мы не можем ограничивать права граждан. Человек не виноват, а мы с него будем брать отпечатки... Сейчас дактилоскопия проводится в отношении или подозреваемых в преступлении, или с добровольного согласия граждан. Да, сотрудники правоохранительных структур, организаций, приравненных к ним, уже давно дактило­скопируются. Однако это делается после их письменного добровольного согласия.
– Олег Игоревич, специальные базы данных, так называемые «учёты», есть во всех субъектах правоохранительной деятельности. Как правило, они друг от друга достаточно автономны, и это в процессе раскрытия преступления создаёт для сотрудников определённые препят­ствия. Запросы, ответы... На всё это уходит драгоценное время. О создании единой компьютерной базы данных в различных органах говорят достаточно давно. Есть какие-нибудь подвижки?
– Двигается, но очень медленно. Каждое ведомство никогда не отдаст своего. Нужно учитывать, что такие сведения не только облегчают, но порой и усложняют работу оперативников. С субъективной точки зрения. Вот взять преступления по наркотикам. Например, оперативная служба задерживает человека по подозрению в хранении героина. По идее, его должны проверить по учётам МВД на принадлежность к грабежам, кражам, разбоям. Это логично: тот, кто хранит наркотики, как правило, сам наркоман. Денег на «дозу» ему всегда не хватает. Их он добывает грабежами и разбоями.
Однако если вдобавок к преступлению по факту хранения или сбыта наркотиков начинать «раскручивать» задержанного и по этим эпизодам, то расследование может затянуться. И надолго. Сейчас в органах в этом мало кто заинтересован.
Вот в чём сильна та же американская Федеральная служба расследований: там определён основной перечень преступлений, которыми она занимается в полном объёме. Те же наркотики, убийства, разбои. В ФБР объединены и следствие, и оперативные службы. С остальными, менее опасными для общества преступлениями борется служба дознания полиции.
– То есть, если исходить из сказанного, идея создания суперструктуры, аналогичной ФБР, о которой шептались следователи ещё несколько лет назад, остаётся актуальной?
– Скажем так, она обсуждается. С первого января 2011 года нам передаются расследования по налоговым преступлениям, которыми сейчас занимаются милицейские следователи. Налоговые преступления, вы знаете, довольно серьёзные и сложные. Другой аспект... Много говорится о рейдерстве. Сейчас рассматриваются поправки с предложениями передать в СКП расследования и по этим преступлениям. Не знаю, когда это произойдёт, но намерения довольно серьёзные.
Тут важно не перебрать на себя лишнего. А вот экономика, по моему мнению, должна быть у нас. Это мобилизация сил и средств на одном направлении. Вот говорят, должна быть конкуренция между структурами, занимающимися одним и тем же, в таком случае будет результат. Какая конкуренция? В уголовном процессе конкуренции быть не должно до момента направления дела в суд. А вот там сколько угодно могут состязаться обвинение и защита. Расследование же должен проводить один орган. Весь мир идёт по пути профессионализации.
– К вопросу о рейдерстве. Мы в одной из своих публикаций назвали рейдерами одну организацию. Они обиделись и высказали свою точку зрения: «Да, мы пришли на завод, однако закон мы не нарушали». В ходе разбирательства выяснилось, что существуют «чёрные рейдеры», «белые рейдеры»... На Западе это понятие вообще не носит отрицательного смысла. Как здесь быть?
– Надо просто говорить по-русски. Возьмём понятие коррупции. Все говорят: коррупция, коррупция... А что это такое, никто точно назвать не может. В Уголовном кодексе нет такого преступления. И, что важно, нет необходимости это понятие туда включать, употреблять такое слово. У нас есть список преступлений, перечисленных в УК: злоупотребление должностными полномочиями, халатность, получение взятки при исполнении служебных обязанностей, мошенничество наконец...
Остальное всё от лукавого. В том числе и высказывания: «Мы не можем раскрыть, нет возможности, нет законодательной базы». Всё есть, все законы, только желания нет! Выявить, задокументировать, собрать доказательства, привлечь к уголовной ответственности, направить в суд. Всё!
То же самое и с рейдер­ством. В УК прописан тот же состав, например, самоуправ­ства: когда, вместо того чтобы получить разрешение суда, люди просто врываются на предприятие. Мошенничество: подделываются акции, другие ценные бумаги, подписи в списках акционеров... Да, есть ряд пробелов в законодательстве, но их можно спокойно устранить без ажиотажа. И не употреблять слово «рейдер». Если совершил человек мошенничество, нарушил права акционеров, вот за мошенничество он и должен ответить. А «белые рейдеры», «чёрные рейдеры» – всё это из области литературы.
Должна быть работа тех же органов внутренних дел, чтобы они на основе закона об оперативно-розыскной деятельности знали, кто, чем и зачем занимается. Собрали материал, предоставили следствию, чтобы оно могло возбудить уголовное дело... Но нет материалов, нет существенных наработок в достаточном количестве!
– В последнее время нас буквально завалили фактами о злоупотреблениях и преступлениях, совершённых сотрудниками милиции. Пошла волна самоубийств среди сотрудников. Что, по-вашему, толкает их на это?
– Я не думаю, что за последнее время что-то сильно изменилось. Просто на такие факты стали больше обращать внимания, в том числе и СМИ. Стала жёстче реакция. А самоубийства – это вопрос отбора кадров. Ведь как у нас рассуждают: надо набирать во что бы то ни стало. Правильно ли это? Недавно я на эту тему разговаривал с начальником УВД и высказал свою точку зрения: «Лучше уж вообще не набирать, чем набирать кого попало». Пусть вместо тысячи сотрудников будет пятьсот, но в каждом ты будешь уверен. И потом не придётся слушать в качестве оправдания от милиционера, совершившего проступок или преступление: «У меня маленькая зарплата, у меня – семья, и вообще я не могу так работать...» Это разговор для детей.
Если в милиции маленькая для тебя зарплата, то зачем ты туда идёшь работать? Самое главное для человека – сделать правильный выбор. Иди туда, где платят или где можно работать по четыре часа и потом заниматься семьёй. Или поступай на юридический факультет, становись следователем и езжай в Ингушетию. Сейчас там следователям платят по 140 тысяч рублей. Выбор есть всегда.
– Но ведь у милиционеров есть план по набору сотрудников...
– Ты можешь набрать по плану тысячу человек, половина из которых потом может нарушить закон. А если ты этого не хочешь, не делай этого. Но принимай такое решение под свою личную ответственность как руководителя. Как ведь у нас порой думают: меня накажут, меня уволят – уж лучше возьму таких, какие есть. Авось пронесёт... Не проносит!
– Но ведь нужно искать специалистов, готовить специалистов!
– Готовых специалистов сейчас очень мало. Последст­вия 90-х начинают сказываться. Эта проблема серьёзная, и не только для госструктур.
– В том числе и для журналистики...
– Десять лет выпало. За это время должны были стать профессионалами те, кто уже сейчас мог готовить, как говорится, «самых маленьких». Остались же либо специалисты с большим стажем работы или вообще без стажа, или с очень малым опытом работы. Взять те же учебные заведения. Те, кто сейчас в них учится, «выстрелят» как профессионалы лет через десять. Так что нужно набирать и выбирать из тех, кто есть.
Я часто говорю, может, кто-нибудь на это и обижается: вы в городе Ярославле видите милиционеров? Патрульно-постовая служба насчитывает батальон. Это пятьсот человек. Может, у них некомплект, я не знаю. Но всё же не до такой степени. Где люди? Их не видно. Может, они в Чечню ездят, в Ингушетию... Я согласен. Но хоть кто-то ведь должен остаться?
– Ну, может, они сидят в кабинетах, бумаги пишут...
– ППС не может сидеть в кабинетах по определению. И вообще... Вернёмся к теме сокращения штатной численности МВД. Это же не решит проб­лему кардинально. Сотрудников милиции в Ярославле 10 тысяч, сократим их на 20 процентов. Останется восемь тысяч. Всё равно немало. Так что прежде всего изменять нужно качественно.
– А у вас проблемы с кадрами есть?
– Кадры либо есть, либо их нет. У нас принцип комплектации такой: к нам приходит человек, который ещё учится на юридическом факультете Демидовского университета, мы его ставим в кадровый резерв. Он ходит общественным помощником следователя, смотрит, учится... Походил, на других посмотрел, себя показал, университет закончил – и только после этого зачисляется в штат. Причём едет работать в область. И только после того, как этот следователь продемонстрирует свой профессионализм, заслужит повышение, мы его переводим в город.
Хотя, что скрывать, проблема подбора кандидатов и у нас есть. Я часто захожу на юридический факультет университета, беседую со студентами... Мало изъявляющих желание. И главная причина в том, что нам нужны прежде всего парни. Какая бы девушка ни была «Каменской», у неё в перспективе будут семья, дети, болезни детей, больничные и так далее и тому подобное. А ведь наша работа – это и суточные дежурства, и выезды на место преступления по всей области, несмотря на погоду, и работа на износ...
А парни... На последнем выпуске юрфака Демидовского университета их было около десятка. Делайте выводы сами.
– Из тех дел, которые вы сейчас расследуете – тяжкие против личности, коррупционные, с экономическим уклоном, каких сейчас больше? Какой, если можно так сказать, баланс?
– Баланс продолжает перевешивать в сторону преступлений против личности. Экономические зависят от определённой ситуации, от выявления преступлений, от того, насколько принципиально подходят к фактам нарушения закона те или иные органы, осуществляющие оперативно-розыскную деятельность. А убийства, к сожалению, были, есть и будут. В общей сумме преступлений доля убийств и изнасилований составляет 60 процентов.
– Криминогенная обстановка у нас в области чем-то отличается от оперативной ситуации в соседних регионах?
– В чём различие? А это давно всем известно: Ярославль – маленькая Москва. Рука Москвы здесь всюду, движение капиталов тоже идёт оттуда. И весь набор преступлений, характерных для столицы, присутствует и у нас. В том числе и экономических.
– А если сравнивать с другими регионами? Например, с Тулой, Рязанью?
– Ну, насчёт Тулы не скажу... Что касается ближайших соседей, Ивановской области например, то тут сравнивать нечего. Там – не во что вкладывать и выкладывать. Владимир... Там давно всё укрепилось, поскольку в этом регионе доля оборонных предприятий больше, чем у нас. И там так же сильно влияние Москвы, как и в Ярославской области. Может, это и хорошо с экономической точки зрения...
– Сейчас в суде рассматривается дело по подросткам-«сатанистам». Расследовало это преступление ваше управление. Как вы можете объяснить, что в исконно православном городе могло такое произойти? И вообще, каков у нас уровень подростковой преступности, вы этим занимаетесь?
– Да, конечно, занимаемся. Сейчас расследуется дело по факту изнасилования двумя подростками 92-го года рождения одного, родившегося в 95-м. Есть два убийства, совершённых несовершеннолетними. По официальным данным, преступность у нас в области снижается, однако по этой категории снижения нет. Сейчас мы получаем поколение 90-х. И то, что нас ждёт в будущем, вряд ли будет радовать...
Что же касается «громкого» преступления, совершённого «сатанистами», я считаю, что в нём виноваты прежде всего родители. Они не могли не видеть, что происходит с их детьми. Как и многие другие, чьи дети ходят по городу в чёрных капюшонах, с чёрными губами, гуляют по ночам на кладбищах, душат там кошек. Я считаю, что родители как минимум догадывались об этом, как максимум знали. Такое преступление порождено равнодушием окружающих.
Эти дети учились. Девушка, по-моему, вообще в вузе обучалась, была студенткой. Никто вовремя не стал с ними разговаривать, оказывать психологическую помощь. Один из этой группы вообще оказался невменяемым. Ведь, насколько знаю, такие группы состоят на учёте, находятся в списках каких-то комиссий. Во всяком случае раньше так было.
– Нужно создавать специальные службы...
– У нас всегда так: что-нибудь случится, и мы начинаем срочно создавать что-то новое. Я повторяю, ничего нового создавать не надо, надо учиться профессионально работать с тем, что есть. По подросткам и молодёжи у нас есть столько всевозможных структур и органов, уж куда дальше-то! Инспекции, департаменты, молодёжные организации... Масса служб, которые должны заниматься своим обычным делом.
– Олег Игоревич, скажите, пожалуйста, есть ли у нас в области организации так называемой «контркультуры»: скинхеды, фашисты? И какая работа с ними ведётся?
– Насчёт проводимой работы это в общем-то не ко мне. Это к тем органам, которые должны этим заниматься по роду своей деятельности. А что касается нас, то мы сейчас расследуем уголовное дело в отношении группы молодёжи (среди них большинство несовершеннолетних), называющих себя скинхедами. Сначала их было восемь человек, сейчас фигурантов уже шестнадцать. Им инкриминируются избиения, нанесение тяжких телесных повреждений и четыре убийства. Эта группа ходила по улицам, выбирала из числа прохожих людей, имеющих неславянский тип лица, и нападала на них.
– У них был какой-либо центр руководства из числа более взрослых людей?
– Насколько я знаю, в Ярославле таких центров нет. Эти молодые люди общались между собой по Интернету, находили единомышленников, после чего договаривались об условленном месте и шли «наводить новый порядок». При этом им под руку попадали не обязательно лица неславянской национальности. Так ими был жестоко избит русский мужчина, предприниматель, который приехал навестить свою больную мать. У него просто были тёмные волосы.
Причины такого экстремизма тоже кроются в ближайшем окружении этих людей. Неблагополучная, агрессивная обстановка в семье, факты, что кого-то избили приезжие с юга... Всё это влияет. Естественно, не обходится и без идеологического влияния.
– Олег Игоревич, какова в целом криминогенная обстановка у нас в области?
– Согласно статистике, идёт снижение зарегистрированных преступлений. Однако если трезво оценивать ситуацию, существенного снижения и стабилизации здесь нет и быть не может. Да и это снижение – вопрос регистрации...
– Спасибо, Олег Игоревич, за беседу. Мы будем рады видеть вас в гостях редакции «Северного края».
– Спасибо вам за конструктивный разговор.

В 2009 году на территории Ярославской области Уголовный кодекс нарушен 26650 раз, что на 9,6 процента ниже, чем в 2008-м.
По официальным данным СУ СКП, в 2009 году в нашем регионе зарегистрировано 117 убийств, 98 нанесений тяжких телесных повреждений, 41 изнасилование.
Кроме того, в производстве следователей находилось 175 уголовных дел так называемой «коррупционной направленности», 106 таких дел по обвинению 113 человек направлено в суд.
В результате доследственных проверок следователями возбуждены уголовные дела в отношении четырёх прокуроров, трёх выборных и должностных лиц местного самоуправления, одного члена избирательной комиссии, четырёх следователей органов внутренних дел, двух адвокатов и двух депутатов органов местного самоуправления.

Переславским межрайонным следственным отделом СУ СКП РФ по Ярославской области расследуется уголовное дело в отношении старшего государственного налогового инспектора отдела выездных налоговых проверок межрайонной ИФНС № 1 М. Н. Кукушкиной.
Следствием было установлено, что Кукушкина, проводя налоговую проверку ООО «Крафт» в Переславле-Залесском, обнаружила существенные нарушения налогового законодательства.
Неуплаченная сумма налогов и сборов этой организацией составила 15 миллионов рублей. Инспектор, по версии следствия, предложила представителю фирмы за взятку в полтора миллиона рублей снизить в десять раз сумму этой задолженности и получила согласие. Однако сразу же после получения первой части денег Кукушкина была задержана.
В ходе следствия выяснилось, что аналогичное преступление налоговый инспектор совершила в 2008 году. Тогда, опять же по версии следствия, «закрыв глаза» на недоимку в 60 миллионов рублей в ООО «ПолиЭР», она получила взятку в 3 миллиона.

23 марта 2009 года двадцатисемилетний милиционер-водитель Дзержинского РУВД Ярославля Алексей Середа, как говорится в официальных следственных документах, «двигаясь на принадлежащем ему автомобиле по пятнадцатому километру автодороги Большое Село – д. Волыново Большесельского района, увидел идущего ему навстречу гражданина Копошина». Затем, по версии следствия, Середа остановил автомобиль и из служебного пистолета выстрелил гражданину в живот. Копошин умер на месте от потери крови.
Стрелок, по версии следствия, на этом не успокоился и в тот же день, в деревне Высоково того же Большесельского района, дважды выстрелил в нижнюю часть корпуса другому мужчине – Костылеву. Милиционер был задержан, возбуждено уголовное дело, ему предъявлено обвинение по двум статьям УК РФ – «убийство» и «покушение на убийство двух и более человек». Середа признан вменяемым.

Отделом по расследованию особо важных дел СУ СКП РФ по Ярославской области расследуется уголовное дело по факту убийства, причинения тяжких телесных повреждений и покушения на поджог дома № 34 по Московскому проспекту Ярославля, а также хулиганских действий.
В ходе расследования установлено, что ряд этих преступлений совершены по мотиву национальной ненависти к проживающим на территории Ярославля лицам неславянской национальности. Сейчас проводятся следственные действия для выявления всех причастных лиц.