ССАДИНА «НА ПАМЯТЬ»
Над бровью у ярославны Эмилии Алексеевны Сидоровой – в девичестве Новосёловой – видна чуть заметная ссадина. Не даёт забывать того, о чём вроде как давно пора бы и забыть. Жили Новосёловы на улице Градусова, где главе семейства дали квартиру. Позже, когда директора школы Алексея Николаевича Новосёлова арестовали, уже в войну, после очередной бомбёжки от их дома остались одни головешки.
Из-под обломков Милу вытащили без сознания. Лоб рассекло осколком. Глаз чудом уцелел, но осталась на лице та память о детстве. До холодов жили где придётся. И в воронках от бомб, бывало, ночевали. Жилплощадь семье «врага народа» не давали долго. Мать увезла детей к своей сестре в деревню Холщёвка под Семибратовом. Добирались не один день – на лошадях, пешим ходом, ночуя прямо у дороги.
Но тем и спаслись. Картошкой с огорода, теплом русской печки. И бабкины сундуки выручали. Одежонку детям перешивали из старого. В пионерки Эмилию не приняли, вожатая сказала без всяких объяснений: не достойна. В школе, когда у всех был завтрак, её отсылали в коридор «проветриться». Одноклассницы придумали ей прозвище Тюремщица, прямо в глаза могли такое ляпнуть.
Не только Эмилия Сидорова, но и её подруга и сверстница Римма Вовкотруб и все остальные, с кем из детей бывших «врагов народа» нам перед Днём Конституции удалось побеседовать, вспоминали о своей жизни без надрыва, с тем спокойствием, когда всё – переболело, но ничего не забылось.
Наверное, всем поровну досталось им того лиха. Светлана Юрьевна Морозова (на снимке), строитель по профессии, вспоминала детский дом. Не наш, не простой, а в оккупации. Краснодар-ская тётушка взяла её к себе. В недобрый час в город вошли немцы. Тётушка тяжело заболела, положили её в больницу. Десятилетняя Светлана осталась одна-одинёшенька. Вот и попросилась в детский дом, просто деваться было некуда. Соседи сказали: иди, воспитатели в детдоме русские, и там хоть накормят.
На день давали по куску хлеба. Сразу его не ели, прятали, лакомились на сон грядущий. Соевая похлёбка, мамалыга из кукурузы – вкус тех яств из ежедневного обеденного меню Светлана на всю жизнь запомнила. Никакой сои с тех пор на кухне не держит.
Юрий Александрович Смирнов, отдавший тридцать лет жизни литейке моторного завода, рассказывал, как на другой же день после ареста отца семеро братьев и сестёр Смирновых по совету умных людей – «держаться друг друга во что бы то ни стало» – рванули из родной деревни Зверинцы на телеге в Ярославль к деду. Тем семейным теплом и выжили.
Выживать научились, когда, кажется, надеяться было не на что. После того, как отец Риммы Алексеевны Вовкотруб ушёл на работу и не вернулся, матушку с тремя детьми из фабричной квартиры выселили. Ютились по сараюхам. Кто-то, может быть, и не всерьёз, подговорил Римму – мол, ты девочка смышлёная, обратись за помощью к товарищу Сталину. Крупным почерком третьеклассницы написала она под диктовку взрослых письмо в Кремль. Дескать, куда же это годится, Иосиф Виссарионович, детям рабочего – и жить негде?
Ответ пришёл. Правда, не из Кремля, а от депутата. «В 24 часа, – скомандовал он, – предоставить жильё этой семье». Дали им комнату без удобств, к тому же временно, до возвращения из мест не столь отдалённых непутёвой хозяйки. Она возьми да и вернись. И они снова оказались на улице…
ЗАГВОЗДКА ДЛЯ ДУМЦЕВ
Как живут эти люди сегодня? Чтобы понять, мы для начала вместе с ответственным секретарём областной комиссии по восстановлению прав реабилитированных Лидией Сковородкиной заглянули в одну из папок с отчётностью – в ту самую, что лежала сверху, Тутаевского района.
Картотеку учёта, обращения граждан – дела ведут на местах сотрудники отделов социальной защиты, правда, это у них «общественная нагрузка». Значит, есть заботы поважнее? Вот, из данных за 2006 год. Обращений было – 95, по всем вопросам – от установки телефонов до покупки дров и ремонта жилья. В очереди на улучшение жилищных условий стоят там шесть человек. За год очередь не продвинулась ни на шаг. Одиноких инвалидов на момент подсчёта было в районе33 человека. На социальном обслуживании из них находятся четверо. Только-то?
Пытался ли кто-то из пострадавших от репрессий вернуть имущество, потерянное при аресте родителей? Такой смельчак нашёлся, два года назад и как раз в Тутаеве, его зовут Лев Сергеевич Фомкинский. Вступился за права раскулаченного отца. У того было в хозяйстве полдома, баня, два сарая, хлев, не считая обстановки. Два свидетеля на суде подтвердили факт конфискации имущества.
Дело Фомкинский выиграл, затратив на это уйму времени, не говоря уж о нервах. Получил компенсацию… в 7 тысяч рублей.
– За три последних года, – слушаем комментарий Лидии Александровны, – не было подано ни одного заявления на возврат имущества, возмещение его стоимости или выплату денежной компенсации. После того, как в 2000 году появился федеральный закон о социальных выплатах и стипендиях, и максимальные суммы компенсаций были установлены за жилой дом в 6 тысяч рублей, а вместе с имуществом – в10 тысяч, люди всё для себя решили сами и не хотят лишних хлопот.
«Я в мир смотрел с недоуменьем горьким», – так писал бывший узник ГУЛАГа поэт Ким Катунин. Эти слова старожила Рыбинска, наверное, мог бы сказать от своего имени и Лев Фомкинский, и все те, чьи права оказались такой мудрёной загвозд-кой для законодателей.
Первоначальный текст закона относил детей реабилитированных к весьма обтекаемой категории «пострадавших от политических репрессий». Поскольку-де им не выносились приговоры, стало быть, о репрессиях и реабилитации говорить не приходится. С такой казуистикой сами пострадавшие согласиться не захотели.
За них дважды вступался Конституционный суд. Сперва признал право на реабилитацию за детьми, оказавшимися вместе с родителями в лагерях или на высылке, а ещё пять лет спустя и за теми, кто сызмальства, чаще всего в детских домах, оставался без попечения одного или обоих родителей.
Невероятно, но факт: и целого десятилетия не хватило нашему правосудию, чтобы закон начал действовать в полную силу. А сегодня свои жёсткие поправки вносит в него сама жизнь, задавая реабилитированным один за другим недоумённые вопросы без ответов. Например, такой: где искать им адвоката для прописанных в законе бесплатных консультаций, если все юридические фирмы теперь у нас частные?
ПОСЛУШАЕМВЕТЕРАНА ЛИТЕЙКИ
Бывших политзэков, невинно осужденных за измену Родине, осталось в нашей области сорок три души. В октябре небеса взяли Нину Аминову и Кима Катунина. Дети бывших «врагов народа» догнали своих родителей по белизне висков да и по жизненной закалке тоже. Самым молодым из них, как нетрудно подсчитать, – хорошо за пятьдесят.
За год их жизнь вряд ли стала лучше. И тот факт, что такие заботы теперь спущены с федеральных высот «этажом» ниже, в регионы, никоим образом это не оправдывает. При среднемесячном размере социальной поддержки на одного льготника в 175 рублей, цены в среднем подскочили на 10 процентов (а на продукты – гораздо больше), платные услуги подорожали на все 18.
Тех, кто ночевал в воронках от бомб и знает, что такое детдомовская соевая похлёбка, ясно же, никакие цифры не напугают. И бедность для них не самое худшее из невзгод. Их другое до глубины души ранит: короткая память властей предержащих. «О нас вспоминают разве что по большим праздникам», – так без лишних эмоций высказался ветеран заводской литейки Смирнов.
Конечно, жизнь никому из наших собеседников унывать не даёт. У Юрия Александровича, например, четверо внуков и уже двое правнуков – забот хватает. Римме Алексеевне тоже скучать не пришлось. У мигрантки с Украины с 20-летним российским трудовым стажем и почётным донорством СССР целых полтора года обивания порогов ушло на то, чтобы перестать чувствовать себя в родном городе незваной гостьей.
Матушка Эмилии Алексеевны полвека прожила в комнатухе, которую когда-то им дали на четверых – так и не дождалась ничего лучшего. Сама Эмилия Сидорова проживает с сыном в двухэтажном доме с худой крышей. Лет пять хлопотала, чтобы починили. Недавно был ремонт. Так крыша ещё больше течь стала…
Юлиан НАДЕЖДИН