Есть ли тайна у Ростовского кремля?

Одним из тех, кто понимал историческую значимость Ростова Великого, был митрополит Иона Сысоевич, с поразительной настойчивостью пытавшийся превратить его чуть ли не в центр русского православия. Строит церковь Иоанна Богослова, фрески которой внушали мысль, что сам ученик Иисуса Христа посещал нашу землю. Возводит церковь на Ишне, где ростовец Авраамий встретился с Иоанном Богословом. Наконец, возводит уникальный Ростовский кремль. За всем этим скрывалась высокая цель, которой Иона Сысоевич посвятил всю свою жизнь, – восстановить былое величие Ростова.

Нешуточный спор об истории Ростовского кремля разгорелся на страницах местной газеты «Путь к коммунизму» в 1986 году, после публикации статьи «Когда построен кремль?». Основной вывод её автора состоял в том, что ансамбль кремля возведён в относительно короткий срок – во второй половине XVII века. Этот вывод поставил под сомнение краевед и журналист Виктор Фёдорович Мамонтов, опубликовавший в той же газете статью «Когда же всё-таки построен кремль?», где писал:

«Основной методологический недостаток работы заключается в том, что он, вольно или невольно, рассматривает нынешний ансамбль кремля как воплощение произвольного строительного замысла Ионы Сысоевича и его зодчих. К счастью, это не так. В XVII веке строители с уважением и пониманием относились к художественному наследию предшественников и истории – в широком смысле. Они как бы продолжили дело, начатое предшествующими поколениями. Вот почему строительство началось на древнем обжитом и обустроенном месте «дома пречистые богородицы и великих ростовских чудотворцев», как называл свою резиденцию сам Иона Сысоевич в письме И. Д. Милославскому 20 июля 1663 года. Территория будущего владычного двора – кремля – застраивалась с Х века деревянными и каменными строениями. Ещё в домонгольские времена здесь были Ивановский и Григорьев­ский монастыри, церковь Иона Предтечи, примыкали к ним княжеский двор и каменная церковь Бориса и Глеба, постройки хозяйственного назначения. На архитектурный замысел ансамбля решающее влияние оказал старый выбор места вблизи открытого пространства озера Неро».

Через некоторое время в той же газете под общим названием «Полемика продолжается» были опубликованы статьи сразу трёх авторов, в которых Мамонтову был дан настоящий бой:

«Автор использует какие-то легендарные, не подтверждённые ни археологическими исследованиями, ни источниками данные. Только краеведческие легенды содержат упоминания о существовании в домонгольские времена Ивановского и Григорьевского монастырей. Но легенды эти ничем не доказаны...».

Но в защиту Мамонтова в Ростове нашлись не менее авторитетные авторы, чем его оппоненты. В газете появилась статья «Получен ответ музея», подписанная директором музея В. Качаловым и заместителем директора по научной части В. Зякиным.

По поводу издревле существовавших на территории кремля построек они писали:

«Позвольте, а фундаменты большого сооружения, раскопанные Н. Ворониным в митрополичьем саду? А доступные для обозрения ещё и сейчас фундаменты у Садовой башни? А фундаменты огромного сооружения у юго-восточной башни кремля (в сторону озера) в двух-трёх метрах от церкви Бориса и Глеба? Это ли не свидетельства того, что здесь ещё до строительства существующих стен и башен стояли уже каменные строения, к которым примыкала церковь Бориса и Глеба?».

Та полемика интересна тем, что её участники представили сведения, которые дают дополнительную информацию и для нашей версии.

Следом за В. Ф. Мамонтовым можно утверждать, что Иона Сысоевич построил свой митрополичий двор не на пустом месте. Скорее всего, очертания его стен во многом повторили конфигурацию стоявшего здесь ранее княжеского двора. В пользу этого – перечисленные авторами статьи «Получен ответ музея» остатки трёх фундаментов: в митрополичьем саду, у Садовой и юго-восточной башен кремля. Но самое убедительное доказательство – это местоположение кафедрального Успенского собора: не в центре митрополичьего двора, как по идее должно быть, а на его окраине. Видимо, Иона Сысоевич вынужден был согласиться с этим нарушением логики, чтобы в корне, с большими издержками не переделывать план затеянного им строительства.

К сожалению, за рамками полемики остались и другие «странности» митрополичьего двора. Если согласиться, что его внешние контуры повторяют контуры княжеского двора, то непонятно, почему он был возведён перпендикулярно береговой линии озера Неро, а не вдоль, что было бы более естественно, поскольку увеличивало бы его неприступность.

Здесь мы опять возвращаемся к главной тайне Ростова Великого, которую археолог

А. Е. Леонтьев сформулировал так: «Отчего город вырос на неудобном низком участке побережья – вопрос едва ли разрешимый». Если митрополичий двор повторил очертания княжеского двора, этот вопрос в полной мере касается и местоположения Ростовского кремля. Передо мной лежит книга П. А. Раппопорта «Древние русские крепости», изданная в 1965 году Институтом археологии Академии наук СССР. Ответственный редактор – доктор исторических наук Н. Н. Воронин, долгое время занимавшийся раскопками на территории Ростовского кремля. Приведу из этой книги несколько отрывков, которые, на мой взгляд, ещё больше сгущают туман вокруг истории Ростова Великого:

«В течение VIII – X вв. славяне постепенно заселили всю территорию, где слагалось Древнерусское государство, – от границы со степью на юге до Финского залива и Ладожского озера на севере. На этом огромном пространстве нам известно большое количество славянских городищ – остатков укреплённых поселений. Они очень похожи друг на друга по общей системе обороны и, очевидно, отвечают одним и тем же тактическим приёмам осады... Укрепления старались строить так, чтобы основную их часть составляли естественные преграды. Прежде всего выбирали такую площадку, которая была бы со всех сторон защищена естественными препятствиями – реками, крутыми склонами, болотом. Наиболее подходящими для этой цели были островки посреди реки или среди труднопроходимого болота. Островная схема обороны посёлка требовала минимальных затрат труда для его укрепления...

Там, где болот было мало, но зато в изобилии встречались моренные всхолмления, укреплённые поселения устраивали на холмах-останцах. Этот приём имел широкое распространение в северо-западных районах Руси. Однако и такой тип системы обороны связан с определёнными географическими условиями; отдельные холмы с крутыми склонами со всех сторон есть также далеко не везде... Поэтому наиболее распространённым стал мысовой тип укреплённого поселения. Для их устройства выбирали мыс, ограниченный оврагами или при слиянии двух рек. Поселение оказывалось хорошо защищённым водой или крутыми склонами с боковых сторон, но не имело естественной защиты с напольной стороны. Здесь-то и приходилось сооружать искусственные земляные препятствия – отрывать ров. Землю, полученную при отрывании рва, обычно насыпали вдоль края площадки, создавая таким образом искусственный земляной вал, который ещё более затруднял противнику доступ на поселение. Всё это сделало мысовой тип обороны наиболее распространённым у славян, начиная с древнейшего периода, то есть с VIII – IX вв.».

Интересно, вспоминал ли Воронин при редактировании этой книги Ростовский кремль, который был известен ему досконально? Что он думал по поводу его местоположения, никак не отвечающего требованиям строительства русских крепостей? Приведу ещё одну цитату из книги «Древние русские крепости»:

«Укреплённое поселение старались расположить так, чтобы местность вокруг хорошо просматривалась и противник не мог внезапно подойти к городским стенам и особенно к воротам. Для этого поселение строили либо на высоком месте, откуда имелся широкий обзор, либо, наоборот, в низменной, заболоченной и ровной местности, где на большом протяжении не было никаких лесов, оврагов или других укрытий для врагов. Основным средством обороны стали мощные земляные валы с деревянными стенами, которые строились так, чтобы можно было вести обстрел по всему периметру укрепления. Именно стрельба с городских стен не позволяла осаждавшим штурмовать укрепления и заставляла их ограничиваться пассивной блокадой».

Высоких мест в окрестностях Ростова нет. Значит, крепость надо было возводить на низменной и ровной местности. Вроде бы настоящее местоположение Ростовского кремля отвечает этому требованию, однако опять возникают сомнения.

Всборнике «История и культура Ростовской земли 1995» А. Е. Леонтьев, Н. Г. Самойлович, Н. Б. Черных опубликовали статью «Частные аспекты хронологии Ростова (по результатам дендрохронологического анализа материалов археологических раскопок)», которая открывается следующим сообщением:

«Со времени начала археологических исследований в 1983 г. были определены порубочные даты для более чем 80 образцов дерева, полученных из строений разного времени, обнаруженные во время раскопок в исторической части Ростова. Наиболее ранним, известным к настоящему времени образцом является часть массивной долблёной колоды, обнаруженной в нижнем 14 пласте раскопа около Часобитной башни кремля и связанной с первыми постройками исследованного участка. Она изготовлена из ствола дерева, срубленного в 963 г.».

Именно это сообщение поставило под сомнение летописную дату первого упоминания Ростова в летописи – 862 год. Но вдумаемся, что это за находка? Долблёная колода вряд ли имела какое-то отношение к крепостному сооружению – это скорее бытовая находка, по которой никак нельзя судить, было ли на этом месте военное укрепление. Можно предположить, что здесь находились жилища простых ростовцев, но никак не княжеский двор. Другое дело, если бы была обнаружена не долблёная колода, а хотя бы часть деревянного укрепления. Но таких находок до сих пор на территории Ростов­ского кремля не было, что позволяет усомниться, находилось ли вообще деревянное укрепление на этом месте.

В связи с этим опять возникает предположение, что древнейшая часть Ростова находится на дне озера Неро, что княжеский двор переехал на место современного Ростов­ского кремля позднее, когда началось каменное строительство. Об этом, в частности, свидетельствуют остатки трёх упомянутых выше фундаментов. Но опять неминуемо встает вопрос: в результате чего разлилось озеро Неро?