– Григорий Ефремович, на выборах в марте 1990 года с кандидатами-коммунистами столкнулись представители Народного фронта, будущая «Демократическая Россия». Насколько жаркой была борьба в вашем округе? Что вы обещали людям?
– Я баллотировался от Ярославского сельского и от Фрунзенского городского районов. Кандидатов было четверо или пятеро. Во втором туре я выиграл у Александра Цветкова, получив около 60 процентов голосов. Естественно, что у Александра Ивановича программа была построена на критике той системы, а у меня была одна цель – став депутатом, повлиять на политику государства в отношении села.
Избирателям я говорил о том, что нужно сделать, чтобы жить лучше. Меня поддержали в основном, видимо, женщины. В нашем совхозе мы ввели пособия на рождение ребенка, удлиненный отпуск по беременности и родам – все за счет хозяйства. На государственном уровне я предложил сделать то же самое, и в ноябре 1990 года было принято постановление Верховного совета РСФСР об улучшении положения женщин и семьи в сельской местности. Был установлен отпуск до 3 лет для воспитания ребенка.
– Судя по стенограмме, первые несколько дней съезда были посвящены процедурным вопросам. Более тысячи депутатов до хрипоты спорили о повестке дня, составе секретариата, регламенте, о том, как считать кворум. Была зачитана такая телеграмма: «И по форме, и без формы научились мы бузить, у всех свои платформы, только нечем их грузить». А каковы ваши впечатления?
– Заседания проходили в Большом Кремлевском дворце. Делегации сидели по алфавиту, поэтому ярославцы разместились почти в последнем ряду. Мы разделились: пятеро придерживались коммунистических убеждений (Дорофеев, Ковалев, Руденко, Рудкин и я), три человека были настроены против существующей власти (Варухин, Непряев, архиепископ Платон) и двое колебались, но склонялись к демократам (Грешневиков, Соловьев). Я не мог изменить свои взгляды, как был коммунистом, так им и остался. Я член Аграрной партии России, а это сельские коммунисты.
– За доступ к микрофонам была едва ли не драка. Депутаты жаловались на ведущего заседание председателя ЦИК Василия Казакова: «Не успеваем добежать до микрофона», «Даже собрания в колхозе так не ведутся». Депутаты от Сибири говорили, что микрофоны захватили жители столиц...
– Все рвались выступить, каждый депутат хотел о себе заявить. Это естественно. Поэтому у каждого из шести микрофонов выстраивалось человек по пятнадцать. Для нас, людей, привыкших к дисциплине, это было непонятно и даже дико. Ведь некоторые депутаты пытались оттолкнуть конкурента от микрофона.
– И представители компартии, и оппозиция приехали на съезд с надеждой на перемены и общим мнением: «Россия не должна кормить других, мы должны прекратить разграбление центром наших природных богатств». Даже секретари обкомов требовали суверенитета РСФСР. Действительно это настроение было доминирующим?
– Да, всем было ясно: надо что-то менять. Но я никогда не соглашался с радикальными предложениями. Когда 12 июня 1990 года, в конце первого съезда, была почти единогласно принята декларация о государственном суверенитете РСФСР, я голосовал против – единственный из ярославской делегации. Пятеро демократов, само собой, были «за», а коммунисты раздумывали.
Что такое суверенитет? Это атрибут нового государства. Мы обвиняем в развале СССР Ельцина, Кравчука и Шушкевича, а российские депутаты сами первыми заговорили о суверенитете России, оговаривая: «в составе Союза». Но государство в государстве существовать не может. Съезд проголосовал за то, чтобы отпихнуть все союзные республики. Я уже тогда понял, что мы идем на разрыв связей внутри СССР, на его разрушение. Если бы в декларации не употребляли слово «суверенитет», не объявляли верховенство российских законов над союзными, то реформированный СССР, наверное, удалось бы сохранить. Но после нашей декларации начался «парад суверенитетов» и Союза не стало.
– Наиболее драматическим моментом съезда оказались выборы председателя Верховного совета РСФСР. Демократы пытались выбить конкурентов Ельцина в самом начале съезда, предлагая лишить мандатов первого секретаря краснодарского обкома КПСС Ивана Полозкова и председателя Совмина РСФСР Александра Власова...
– Представители Народного фронта были хорошо организованы и еще до съезда на свои собрания они пригласили всех депутатов. Дней за пять до съезда я связался с Варухиным, решил посмотреть, что там происходит. Демократы заранее готовились, как противостоять власти: по вечерам планировали, кто будет что говорить.
– А что делал ЦК КПСС?
– Председателя Верховного совета мы избирали в несколько туров. Ни Ельцин, ни Полозков не набирали большинства, так съезд раскололся пополам. Перед последним голосованием Михаил Горбачев собрал депутатов-коммунистов в зале, где проходили пленумы ЦК. Перед отлетом в США он практически на бегу порекомендовал: «Вы должны подумать, как голосовать, ведь вы знаете, что Борис Николаевич – бульдозер в руках «ДемРоссии». Я, как коммунист, голосовал за Полозкова.
– Вы были на съезде, когда шло выступление кандидатов. Ельцин, например, обещал «ненасильственный переход к рынку не за счет снижения жизненного уровня людей». А Полозков призывал «ощутить ответственность за целостность великой державы», ведь любой раскол между республиками означает «конец советской федерации – крупнейшую геополитическую катастрофу истории».
– По Ельцину, мы через 500 дней после его избрания жили бы при коммунизме, когда всем хорошо. Видимо, депутаты ему поверили. 29 мая 1990 года Ельцина избрали председателем Верховного совета с четырьмя голосами сверх минимума (535 при 531 необходимом). Из них два голоса принадлежали Соловьеву и Грешневикову. Анатолий Николаевич тогда был полностью на стороне Ельцина, это он потом поменял позицию.
– А что было бы в случае избрания Полозкова?
– История пошла бы в совершенно ином направлении – без криминальной приватизации. Колхозы и совхозы передали бы в руки крестьян, чтобы они владели и распоряжались своей продукцией. О поддержке села много говорили на втором съезде народных депутатов РСФСР 28 ноября 1990 года. В своем выступлении я рассказал о том, как на основе совхоза «Север» создано народное предприятие, все имущество которого принадлежит коллективу. Если машина, на которой ездит шофер, его собственная, а не государственная, то и отношение к ней совсем иное. Но единственное реальное решение, которые принял съезд, – списание задолженности колхозов и совхозов. Но долги скоро опять выросли, а другие пункты постановления так и остались благими пожеланиями.
– В 1991 году был избран президент России, затем произошли августовский путч, запрет КПСС, роспуск СССР, начало гайдаровских реформ. Все это проходило на ваших глазах...
– На третьем съезде в начале 1991 года Ельцина пытались снять с поста председателя Верховного совета, однако демократы смогли протащить наделение его дополнительными полномочиями. В чем они заключались, никто не понимал, просто голосовали. ГКЧП было организовано кем-то на скорую руку... Как выяснилось, против самих себя, вся власть оказалась у Бориса Ельцина. В ноябре 1992 года Грешневиков и я были избраны членами Верховного совета РФ. Но у депутатов не было возможностей поменять курс реформ. Мы принимали законы, но они не имели прямого действия.
– Где вы были, когда Ельцин в сентябре 1993 года зачитал указ № 1400 о роспуске съезда и Верховного совета?
– Дома. Я позвонил в Верховный совет, меня попросили подождать. Утром телефоны там отключили, поэтому сел в собственную машину и поехал в Москву. По пути подхватил Грешневикова, который уже был против Ельцина. Депутатов с трудом пустили в гостиницу. Съезд отменил указ Ельцина и лишил его полномочий президента. Однако сила была не на нашей стороне. Я сидел в «Белом доме», пока не стало ясно, что начинается вооруженный конфликт. Приходишь в Верховный совет, там раздают оружие – кому, для чего, никто не знает. Говорят, что это люди, которые нас охраняют. А они могли в любой момент всех депутатов взять и увести. На 14-й этаж надо было идти по лестнице, а тебя провожают вооруженные люди. Стало ясно, что миром это не кончится.
В начале октября я уехал из Москвы на похороны матери, а вернулся 4 октября, когда парламент был уже расстрелян. Взял видеокамеру и поехал снять сгоревшее здание Верховного совета. Подошел к капитану-танкисту, попросил разрешения пройти поснимать. Он меня послал подальше. Вышел на мост, снял горящий «Белый дом». На этом закончилась моя депутатская деятельность.
– Чем все-таки стал для вас и для России первый съезд народных депутатов?
– Мы не смогли сделать то, что обещали, то, что ждали от нас избиратели. У съезда теоретически была верховная власть, он был избран народом для благих целей, но достичь их не удалось.
//Беседовал Сергей КУЛАКОВ.
* * *
Народными депутатами России в 1990 году было избрано десять ярославцев. От национально-территориального округа, включавшего в себя всю область, – первый зампредседателя облисполкома Владимир Андреевич Ковалев (ныне руководитель холдинга «АДС»). От территориальных округов – помимо Григория Константинова депутатами стали начальник цеха ЯМЗ Николай Непряев (затем замгубернатора), доцент пединститута Юрий Рудкин (сейчас член Конституционного суда РФ), архиепископ Ярославский и Ростовский Платон (ныне в Аргентине), завкафедрой Рыбинского авиационного технологического института Владимир Варухин (в начале 90-х – полпред президента в Ярославской области), директор Пошехонского сырмаслозавода Владимир Соловьев (о его дальнейшей деятельности нет сведений), завотделом писем борисоглебской газеты «Новое время» Анатолий Грешневиков (с тех пор бессменный депутат Госдумы РФ), первый секретарь Ростовского горкома КПСС Анатолий Руденко (с 1996 по 2004 год – глава Ростовского МО, сейчас – на пенсии) и второй секретарь Ярославского обкома партии Владимир Дорофеев (на пенсии).
