Между тем термин, характеризующий современную финансово-промышленную верхушку, слишком однозначен, чтобы достаточно полно определить роль "олигархов" в России. Ведь "олигархия" в буквальном переводе с греческого - "власть немногих". Этим словом античные мыслители называли ту форму правления, при которой власть сосредоточена в руках небольшой группы наиболее богатых граждан. Неразбериха с терминологией понятна: с "олигархами" у нас успешно расправились еще в 1917 году, а более позднее явление советской номенклатуры не имеет с олигархией ничего общего. Конечно, легенды о "золоте партии" настоятельно требовали возникновения мифов о "сильных людях" на политическом олимпе Советского Союза. Однако творцы завлекательных легенд никогда не рисковали опускаться на уровень персоналий: тогда пришлось бы демонизировать обычных зарвавшихся номенклатурщиков типа Медунова или Рашидова. Советский период являет лишь примеры партфункционеров, однажды возомнивших о себе слишком много; если "коллективный разум" Политбюро не мог быстро сделать окорот выскочке, то фигура последнего раздувалась до невероятных размеров. Наше недавнее прошлое скорее богато "серыми кардиналами", которые были совершенно не способны к самостоятельной деятельности без сильного патрона. Конечно, как советники, так и "наследники" первых лиц в государстве оказывали влияние на выработку "генеральной линии", но - и только. По существу подобная ситуация уже имела место в российской истории. И было это 500 лет назад.
От Рюрика до Петра
Говорить о наличии в стране, расколотой на полтора десятка небольших городов-государств, некой "олигархии" по меньшей мере неразумно. Великие князья - сначала киевские, а затем владимирские и московские - бдительно следили, чтобы в их окружении не появлялись слишком влиятельные люди. Причем положение мало изменилось даже с ослаблением татаро-монгольского ига: Московская Русь еще не накопила политико-экономического потенциала для того, чтобы люди, "отдельные" от верховной княжеской власти, могли формировать собственное мнение по вопросам государственного управления. Родовитое боярство, обладающее тогда большими привилегиями и огромными богатствами (в основном - земельными), так и не смогло породить аристократию европейского типа, которая могла бы ограничивать власть монарха.
Эпоха Ивана Грозного вообще надолго отбила у родовитых россиян охоту соперничать с Москвой, а нарождающееся дворянство было слишком слабо. Ведь всякий служилый человек получал поместье - большое или маленькое - только во временное владение и пользование - для службы, за службу и на время службы. В свою очередь государева служба продолжалась бессрочно, до полной потери трудоспособности; семья "государева человека" имела немного возможностей удержать жалованную землю - в отставке помещик получал лишь небольшую часть поместья "на прожиток".
Угасание династии Рюриковичей, правление "боярского царя" Василия Шуйского, избрание Михаила Романова, казалось, давали шанс энергичным людям, сумевшим за время опричнины и смуты получить (или захватить) состояние, поучаствовать в управлении. Но не тут-то было. Хотя накануне Смутного времени правящий класс был внушительным по составу: около 70 человек состояли в думских чинах, полтысячи дворян в высших чинах занимали все военные и политические должности и еще две тысячи "жильцов"-дворян
постоянно находились при царском дворе. Однако пошатнувшаяся царская власть, как выяснилось, способствовала появлению своеобразного защитного механизма. Во-первых, возвышение какого-либо деятеля нередко пресекалось на народном уровне. Приказному (то есть служилому) человеку, по воспоминаниям современников, в ХVII веке нельзя было построить и хорошего дома: оболгут перед царем, что-де взяточник, мздоимец, казнокрад. Во-вторых, в стране еще не сложились выгодные "естественные монополии". Немногие доходные экспортные отрасли, как-то: пушнина, смола, сода, пенька - надежно контролировались государством. Наконец, перманентные военные неудачи способствовали скорому падению престижа воинской службы. Да и родовитость нередко выходила боком: подспудное почтение простолюдинов и мелкопоместных к боярам не сулило какого-то ощутимого преимущества. С одной стороны, боярин почитался "столпом, за который весь мир держится", с другой - даже блестящая родословная не гарантировала видного положения в обществе. (Так, один из представителей древнего рода Бутурлиных имел прозвище Очумная рожа - полагают потому, что у него на лице было застывшее выражение глупого изумления.)
Правда, в отечественной истории есть хороший пример удачного оформления олигархии, пусть и на региональном уровне. Это боярская верхушка Великого Новгорода. Но независимое существование этого образования закончилось с усилением Москвы. "Сохранение могущества боярской олигархии было несовместимо с интересами Русского государства" - таков приговор истории.
"Именитые люди"
Недостатки "олигархического роста" в допетровской Руси еще не означали, что в стране вдруг выродились энергичные и предприимчивые люди с государственным мышлением. До, во время и после Смуты боярско-дворянская верхушка исправно поставляла поистине замечательных деятелей. Беда в том, что почти каждому чего-то не хватало для приобретения самодостаточности. Славный князь Дмитрий Михайлович Пожарский, проявивший себя в борьбе с польскими оккупантами в 1612-1613 годах, получивший боярство и огромные земельные пожалованья, еще почти 30 лет мирно и неприметно отслужил на второстепенных должностях. А между тем авторитет Пожарского тотчас после воцарения Михаила Романова был необычайно велик, и прежде всего в среде провинциальной знати. Клан бояр Морозовых, сыгравший столь большую роль в истории России, так и не получил
"командных постов"; Борис Иванович Морозов - безусловно, одаренный человек, воспитатель и советник царя Алексея Михайловича, ведавший одновременно иностранными, военными и финансовыми делами. Феодосья Морозова - свояченица Алексея Михайловича, обладавшая тысячами крестьян и дворовых людей, баснословным состоянием в два с половиной миллиона золотых рублей. Оба этих незаурядных человека кончили плохо: Борис Иванович был обвинен в покровительстве "недостойным людям", введении неразумных податей; его ближайшие помощники были растерзаны во время очередного московского бунта: в 1648 году Морозова исключили из "большой политики", отправив в монастырь. Царь и позже пользовался советами Бориса Ивановича. Судьба боярыни Морозовой хорошо всем известна по одноименной картине художника Сурикова.
Но жили в то время на Руси и более неторопливые, расчетливые люди. В середине ХVI века владения семьи Строгановых находились в районе современной Перми. Призвав на службу Ермака Тимофеевича со-товарищи, Строгановы рискнули не только связаться с настоящими разбойниками с большой дороги, но и объявили войну владетелю Сибири Кучуму. Прорыв на Восток Строгановы умело сочетали с фантастическими пожертвованиями властям. Даже в самое лихое время семья делала щедрые пожертвования в казну: при Борисе Годунове, при Шуйском, при Романовых. Так Строгановы довольно скоро были возведены в статус "именитых людей", то есть отныне им дали право личного царского суда, право строить города и возводить крепости, содержать ратных людей и лить пушки и, самое главное, - именоваться при обращении к царю с "ичем" в отчестве. Впрочем, торговая жилка у Строгановых все-таки оказалась крепче.
Получив уже при Петре I диковинный титул баронов, "именитые люди" и не подумали "ходить во власть". Начиная с ХVIII века, Строгановы - олицетворение настоящего российского барства; представители семьи отличились на поприще покровительства искусств, просвещения и благотворительности. Сокровища, накопленные первыми Строгановыми (а современники указывали, что во владениях "первых баронов" только "мертвых душ" числилось до 33 тысяч!), начисто отбили у их наследников желание как-то повышать свой статус. Оставив в прошлом ратные и торговые подвиги, Строгановы утратили и ту огромную волю к власти, которая способствовала расцвету фамилии.
Порядки "московской старины", сложившиеся к концу ХVII века, казалось, лишали всяких надежд тех состоятельных людей, чье богатство создавалось не в последнюю очередь с прицелом на то, чтобы претендовать на нечто большее. Старинная система "сдержек и противовесов" - местничество - до поры до времени служила надежной преградой на пути к ближнему окружению царя. А волей судеб те, кто находился близ трона, и помыслить не могли, чтобы подменять своими действиями царские. И только с появлением самого деспотичного российского монарха - Петра I - стало возможным, как это ни удивительно, появление и первых зримых ростков настоящей олигархии.
(Продолжение следует).
Сергей КОВАЛЕВ.